Евгения Зольцман - Что несёт ветер

Вечер сливает из офисов
то ли планктон, то ли просоленную потом селедку,
на забитые тротуары и затоптанные газоны.
Прежде чем допить остатки четверга из бутылки вина,
оцениваю резонность этого шага:
наутро
головную боль усугубит аромат кофе и какофония сигнализаций.
А может, всё не так плохо,
как может показаться?

Высовываясь из-под одеяла,
хочу обидеться на пятничное утро,
на кошку, ожидающую забытого ужина,
и на собственную физиологию,
не давшую поспать лишних пять минут.
А потом – захлебнуться в потоке таких же маленьких огорчений
на улице, где каждый сочувствует своему,
читая его в чужих лицах.

чай
скулы сводит от крепости
ночь или утро не знаю
и не всё ли равно
когда так холодно даже утро не кажется добрее
похмелье льется по скользким улицам запинаясь о сумерки
ночь
скулы сводит от слез

Утренняя радость
сдувается над горизонтом воздушным шариком:
вместо арбуза – Watermelon в баре,
на ужин —
босые прогулки,
нагретые кривящимися протекторами шин,
и ты
в полудрёме города принцесс и горошин.

…бежать до белых подошв,
не видя линии горизонта
и лиц невинных,
ногтями,
сквозь непривычную дрожь,
расцарапывать новые спины.
И кажется,
даже готова скинуть сандалии
вместе с тенью, прикованной к стопам,
но каждое утро любовно
сшиваю свой кокон.

По ступеням
веревочной истины —
Вниз,
Перебирая мысленно
варианты движения
От точки неба
к песчаному горизонту,
Планирует птица.
Надежды давно расквартированы по потребностям.
Растягивается линия жизни
От безызвестности к новостям.

солнце
играет с дождем в крестики-нолики
на карнизах и лестничных клетках
полуразрушенных мирозданий
пока бог трясёт в сторону каждого
сахарной костью
мир меняется со скоростью солнечных бликов и падающих капель

Пустынный ветер
мечет песчаные стразы к ногам города,
но вряд ли кто-то усмотрит в этом раболепие.
Мне страшно и холодно
в стеклянно-бетонном склепе,
где каждый глоток воды отдаёт горечью слёз бедуинов,
и башни благополучия
возвышаются среди священных руин.

Дубай – Алматы, июль 2011 года

Я давно научилась ходить от противного:
превращать орала в мечи и вино в воду,
не думать о мягких стенах,
что доводят до полной прострации,
рождая вопрос за вопросом своей безупречностью и белизной.
Я измеряю время
кривизной параллельных прямых,
смотрю на холодный свет с потолка, и,
запутываясь
в смирительном пододеяльнике,
с каждой новой кривой минутой отдаляюсь от реальности.

Они исполняют желания,
шутя и не спрашивая:
а ты уверен? —
Тени с волшебными палочками,
пропускающие через заветные двери.

Бегают по облакам,
утопая в пушистой вате, —
на небе это нетрудно —
и вечно спорят:
кто серее —
кошки ночью
или днём люди.

Земля —
Йо-Йо —
скачет на ниточке,
Уходя из-под ног разломами
И возвышаясь горами.
Спускается
«дэус экс махина» —
Конец. В неудачной драме.

март
выпал туманом за окном
на остановках
в ожидании счастливого пути
скучают розы и клары
без кораллов и шипов
но с сюрпризами для самих себя
и обидами, переданными по наследству
бабушками и мамами

Галочки на полях
уже обозначились в небе
первыми весенними дополнениями к тоске,
и отдаёт болезненным гулом
в районе среднего уха
серебряный колокольчик в детской руке.

Мысли расползаются,
как рубашка,
шитая гнилыми белыми нитками,
и от крепости нервов,
что корчатся в стальном кулаке,
перехожу к крепким напиткам.

Март.
И, кажется,
радоваться бы.
Скидывать сапоги,
и в кедах – по лужам.
Возвращаться домой к обеду
и отсыпаться до ужина.
Или, тонким льдом
надрывая вены,
дополнить статистику
психдиспансера
и недели на две,
а лучше на месяц,
привычно
спрятаться в панцирь.
Натянуть броню
из обид и непонимания,
ты ведь думаешь это лучше,
чем без малого в тридцать лет
оголтело носиться по лужам.

Я не знаю,
в какой тональности звучит твой город,
и вряд ли это важно,
когда под прорывом летнего неба
дождь
тянет мутные нити к земле,

[Я раньше думала, что они серебряные.]

когда на смену острому слуху
приходит
прежняя дальнозоркость,
расцвечивающая семь цветов радуги
миллионным спектром
над горизонтом.

Отбиваю
пальцами дробь
в ожидании капель на плечи.
Ветер
сбивчиво шепчет о жажде осени,
читающейся в лица прохожих
и тысячами насекомых разбегающейся по коже.
А я улыбаюсь
и знаю точно:
прорыв неизбежен —
в небесной сантехнике вот-вот появится брешь.

Разговариваю с пылью —
ну где ещё найти собеседника легче
и въедливее.
В духоте многоэтажек
я давно научилась воспринимать пятницы,
как среды,
где в нереальности происходящего
тает моя тюрьма.

Я ждала в объятия зиму, но в ноябре
На пороге лето
с ароматом «Клима».

Прячусь.
Ветер уже погнал собак
по следу ускользающего августа,
но всё также жарко.
Время тянется,
будто из-под хлыста,
неизменно шаркая отёкшими стопами по лунным фазам,
и снова отделывается пространными фразами,
что так было из века в век,
а может, тысячелетиями,
что об этом писали в каких-то рунах…
А я смотрю из укрытия на закат,
где всё также лопаются
метеозонды, запущенные накануне.