Тимофеева Наталья - На склоне пологой тьмы

На склоне тьмы пологой – тишина.
Она лежит раскидиста и хладна.
Её не выпить никому до дна,
Она сама коварно-плотоядна.
Меня она обманом завлекла
Под своды чужестранной этой сени
И, словно клейстер, в сердце затекла
И кровоток замедлила. Растений
Вокруг взрастила, – остры их шипы.
Втыкая их в ступни мне и в ладони,
Она моей не выстлала тропы
Целительными травами. И клонит
Меня свернуть с обрыва в пустоту,
Но что-то держит цепко и незримо.
И чую, ни одну пройду версту,
Сбивая душу вкровь неумолимо.
Мне теплохладность не даётся вновь,
А святость не даётся мне тем боле.
За склоном тьмы, как свет, горит любовь
И ждёт меня, таясь от смертной боли.

Мир рушился, как замок из песка,
Соприкасаясь с тишиной звенящей…
Вползала в грудь знакомая тоска —
Мой проводник в непрочном настоящем.
Небрежный жест прощального «прости»
И губ любимых горьковатый привкус…
И знала я, что мира не спасти,
Но я спасала. Стародавний искус…

Сквозь тусклое стекло мы видим мир,
Наполненный материей и звуком.
Над миром – неба радужный сапфир,
Под ним – людские ненависть и скука.

В рассветах – рая видятся мазки,
Пылают кознью адовой закаты…
А люди так от рая далеки,
Рождая лжи благие постулаты!

О, если бы не вечная печаль
Тугих ветров над умершей любовью!
Давно заржавлен старенький Грааль,
А музы все, увы, болеют корью.

Как много тех, кто рабством искажён
До первобытной удали пещерной…
Сквозь тусклое стекло я вижу сон —
Моей души обрывок многомерный.

Объять себя – такой великий труд!
Объять других – совсем труда не стоит.
Ты слышишь, – в небе ангелы поют?
Они нас всех когда-то упокоят…

Коротких сумерек свеченье,
Туманный лунный ореол,
И гор в молчании священном
Высокий каменный престол.

Палитра красок скуповата,
Дыханье ветра стиснул хлад,
И словно горлом пережатым
Он что-то шепчет невпопад.

От прели листьев прошлогодних
Моя кружится голова,
И вновь таинственный угодник —
Вечерний сумрак – мне слова

Диктует медленно и внятно,
Даёт понять без суеты,
Как он усилит многократно
Все тайны эха пустоты,

Как он войдёт в меня без боли,
Разнежив чёткий мыслеряд,
И мой сердечный Капитолий,
Сломав, воздвигнет наугад.

Тону в подушках. За окном февраль
Молчит полнощно, кутаясь в туманы.
Дрожит звезды обколотый хрусталь,
И лунный свет сквозь занавесь обманно

Скользит ко мне согреться в зеркалах.
Потрескивают в печке сокровенно
Поленья, рассыпаясь в серый прах,
И тени разбегаются по стенам.

Мой старый дом баюкает в тиши
Своих воспоминаний мириады,
Таинственными звуками грешит
Под сенью зачарованного сада.

Лежу без сна, пространства колыбель
Несёт меня в неведомые веси,
Мой кокон одиночества – постель —
Объял меня, но мне совсем не тесен.

Легко бежит мой разум из тенет
Его любви, заворожённой снами,
Уютно пахнет шерстью новый плед,
И кот моими занят волосами…

Чеканен профиль февраля.
Его тяжёлый взор прохладно
Обвёл окрестные поля
И застил дымкой непроглядно.

На розы выпал колкий снег,
И побелели черепицы,
Как будто вспять стремится бег
Седого времени, и птицы,

Из жарких вырвавшись краёв,
Цветенью радовались зряшно.
Умолк весенний птичий зов,
Вчера звучавший бесшабашно.

Обман, коварство, мгла и хлад.
Печальна зябнущая завязь.
Поник под ветром виноград,
А на гнездовье замер аист…

Зима вернулась посреди
Надежд на новые рожденья
И на земной лежит груди
Последним смертным наважденьем.

Минуты листают пространство размеренно-скупо,
Бежит из-под ног прямо в прошлое занятость дня…
Вздыхает соседская лошадь с коричневым крупом
И белым лицом своим смотрит как раз на меня.

Я ей говорю – не грусти, всё осилится ладом,
Ты вспашешь надел, я колючки спалю и листву…
А вечером будем с тобой, как побитые градом,
Стоять ошалело и молча смотреть в синеву.

Твой год наступил, говорят, он счастливый для многих,
Кто ходит в упряжке из дел и не ропщет на жизнь.
И нас с тобой, лошадь, хромых и немного убогих,
До счастья тупого совсем измотал альтруизм.

Красавица лошадь, я тоже сегодня красива,
Хоть время моё не девичье стремится к концу…
Седая моя на ветру развивается грива,
И глаз неуёмная зелень подходит к лицу.

А что нам терять, мы свои обскакали надежды,
От вечности можно ли большего в мире желать?
Смотри-ка, весна гомонит на дворе, как и прежде,
Когда ты сосала свою лошадиную мать…

Немного дождя и ветра,
Немного туманной мглы,
В окно постучала ветка,
Чернеют дерев стволы.
В гнездо возвратился аист
С отметиной на крыле.
В пенаты свои вселяясь,
Он клювом кивает мне,
Мол, видишь, я здесь, я рядом,
Весна осенила мир,
Какое столетье кряду
Я – здешних краёв эмир.
Мои эти реки, кряжи,
Рассветы мои, земля,
Закаты мои и даже
Ты тоже теперь моя…
Не спорю с ним, он – мужчина,
Ему с высоты видней.
Весна серебрит долину
И нас красотой своей…

Со звонницы небесной соловей
Рулады рассыпает дивным горлом.
Над свежей нежной зеленью полей
Пространство полог мартовский простёрло.
Бежит, звенит, трепещет первый звук
Бессонницы земли, любовной песни.
Окончен путь печалей и разлук,
Пичуга свищет: «Оживи, воскресни,
Раскрой свои объятья новизне,
Пусти в себя тепло, зачни цветенье…»
И так спокойно, сладко стало мне,
И так легко до головокруженья!
А солнца луч разрезал облака
И ровным светом опоясал горы,
И заискрилась вечности река,
Заполонив весенние просторы…