Енох Енох - Скрытые от глаз. Семнадцатая и восемнадцатая книги Хатуахвара

© Енох, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Каргалук – Азовское море на скифском языке.

Аорсы – кочевое племя, жившее в окрестностях Волги примерно с 3-го века до н. э. по 3-ий век н. э.

Херсоне́с (Таврический) – древнегреческий полис, некогда расположенный на юго-западе современного Крыма.

Аменаса́мы – небесное воинство, ангелы на древнем языке.

Рулоса́мы – падшие аменасамы.

Престолы – аменасамы (ангелы) и рулосамы (демоны), вершащие, соответственно, праведные и неправедные суды.

Йор – имя Всевышнего на языке эрорумиэров.

Эрорумиэры – жители царства Соранзо́н.

Соранзон – царство из другой реалии (реальности), куда попал Гатита́л.

1. Эта книга повествует о падении с неба престола, имя которому – Осудитель, а также о мыслях и тяготах одиноких людей, обитавших в Сарматии, бывшей Скифии.

2. Территорию от Каргалука до Хвалынского моря некогда населяли аорсы – наиболее влиятельное и воинственное племя среди сарматов, активно участвовавшее в караванной торговле между народами Закавказья и Средней Азии. Недалеко от реки Оар в одном крупном поселении вместе со своим братом Абеа́ком жил человек по имени Гатита́л, посланный бороться с духами. Почти всю свою жизнь он злился на брата за его мировоззрение, но при этом любил как близкого человека и сочувствовал ему, потому что тот страдал от тяжких недугов.

3. Последнее время Гатитал часто сидел у подножия кургана и погружался в размышления о жизни и страдании, о истории своего народа и об отношениях между людьми. Вот его тогдашние мысли:

4. Мне хочется пребывать здесь в тишине – подальше от суетных забот, и ждать свой час, когда покой заберёт и меня.

5. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как жизнь окажется где-то позади, и какой смысл – прожить на десять лет больше или меньше? Многие говорят, что этот смысл заключается в том, чтобы порадоваться победам наших сарматских племён. Но ка́к я могу радоваться этому, зная, что власть и богатство со временем делают человека более бессердечным, а земная слава и завоёванные территории отнимают у него благоразумие и совесть?!

6. Когда наши кочующие племена представляли собой часть позже истреблённого нами же скифского народа, нас называли сайримами , что означает – «не знающие власти верховных правителей». Мы были менее развитыми людьми, нежели настоящие скифы, но по суровому нраву, пожалуй, никоим образом им не уступали, и в периоды перемен это давало о себе знать.

7. Некогда сарматские племена подвергались разложению родового строя. Многие из них смешались с иными народами Скифии, и лишь в дальнейшем некоторым группам всё-таки удалось обособиться от остальных и тем самым сохранить чистую сарматскую кровь. Хотя что это в конечном итоге принесло, кроме конфликтов? Примерно по прошествии двух столетий с того периода, как в Скифском царстве начался упадок, в савроматских 1 1 Во времена падения Скифии савроматы с некоторыми другими родственными племенами образовали группу племён с общим названием сарматы . воинах стала проявляться их истинная, не такая уж и добрая сущность. Воспользовавшись неустойчивой ситуацией в стране, они подняли мятеж, желая занять господствующее положение в обществе и забрать власть у настоящих скифов, до этого державших власть несколько столетий. Таким образом, чуть более шестисот лет назад скифские народы стали упорно истребляться группой свои́х же кочевых племён!

8. На протяжении этого периода понятия о милосердии и других добродетелях были чужды нашему племени аорсов, в котором превыше всего всегда ставились лишь телесные способности – сила, ум, смелость и ловкость. Впрочем, у сираков, родственных нам сарматских племён, наблюдалась аналогичная ситуация…

9. В своём миропонимании мой брат очень далёк от меня, да и вообще мы с ним совершенно разные люди. В отличие от него я считаю, что все войны и завоевания абсолютно бессмысленны: ведь когда нам будет принадлежать слишком много земель, здешний народ окончательно потеряет рассудок, пресытится и погрязнет в страстях и суете, и никому от этого лучше, конечно, не станет. И тогда со стороны восхода солнца из Великой (Евразийской) степи придут более сильные и жестокие воины, нежели мы – гунны, и станут порабощать, угнетать и истреблять с лица земли все сарматские народы. Они воцарятся в этих краях, но настанет время, когда и они уйдут в небытие как и все прежние завоеватели до них.

10. В противоположность моему мнению брат полагает, что завоевания являются для нас делом чести. Лично я понять этого никак не могу, и мне иногда кажется, что жестокость и слава бесстрашного воина уже сгубили этого близкого мне человека;

11. однако несмотря на это, недавно я понял, что в глубине души он мало чем отличается от меня, ибо наши тела по-разному ведут себя и мыслят только лишь из-за плотских различий; но в душе я такой же аорс, как и он, и, к сожалению, из-за чёрствости своего сердца порой не вижу, казалось бы, очевидных причин того или иного человеческого поведения или образа мышления.

1. Я помню мгновения, когда мы с братом беззаботно бегали вокруг кургана, чей вид сейчас навевает на меня умиротворение и глубокие мысли. В ту счастливую детскую пору он не жаждал крови и завоеваний, а так же, как и я, мечтал найти царство, где правит милосердие и справедливость и где нет ни болезней, ни поджидающих нас поворотов судьбы. Вот его тогдашние слова: «Что заставляет людей воевать со своими братьями? Почему мы, аорсы, временами воюем с сираками? Это же родственные нам племена! Знаешь, Гатитал, я не верю, что наши предки могли веками убивать друг друга без каких-либо уважительных на то причин. Может, эти мрачные причины заключались в страдании?» Я не предал особого значения его размышлениям, однако в тот момент каким-то интуитивным образом почувствовал близость наших душ, чего совершенно не могу ощутить сейчас. Впрочем, за это время утекло много воды.

2. В давние времена мой брат ещё не был повержен страшной болезнью – его челюсть была здоровой; однако прошло несколько лет, и его одолел страшный зубной недуг. Я видел, как он превращал благоразумного человека в зверя, и брат становился всё более жестоким, не отвечал за свои поступки, и даже его голос со временем весьма изменился. К тридцати годам все его зубы настолько стесались, что лишь немного возвышались над дёснами, и жевать пищу, в особенности мясо, в такой ситуации было весьма затруднительно.