Андрей Шталь - Красный уровень угрозы

Чтобы я им читал стихи.

Виктор Шендрик

Я чудовище, я химера,

Всяким аспидам не чета.

Я знаком был с самим Гомером,

Помню, эпос он мне читал.

Так ведется веков спокону,

Появляется вдруг поэт

Со стихами бежит к дракону,

Мне же слушать евойный бред.

Я редчайший ценитель слова,

Я почти что аристократ!

Но со времени Гумилева

Мозг выносят мне все подряд.

Расплодилась по белу свету

Рифмачей-стихотворцев рать.

Каждый видит себя поэтом.

Тяжело их всех оптом жрать.

Я слюну ненароком вытер,

Аппетит мой ужасно вял.

Был последним поэтом – Витя,

Что сегодня в зубах застрял.

Была мечта, похожая на сказку,

Работа шла за сборочным столом.

Болты и гайки, канифоль и смазка,

Бумага, пластик и металлолом.

На человека был он не похожим,

В какой-то там зачуханной Перми,

Без мышц, без мяса, без костей, без кожи,

Система, оживленная людьми.

С учетом интеграла микросхемы

На карте ищут самый ближний путь,

Решают всевозможные проблемы,

Пытаясь даже время обмануть.

Он не умел прохожим строить глазки,

Скелет его, отдельные куски

С рождения не знали женской ласки,

С ним всюду были только мужики,

Которые, закончив делать дело,

Обмыть решили робота, а тот

Стоит на полигоне – белый-белый,

И алгоритма новых действий ждет.

Ему охота странствовать по свету,

Идти за дальней призрачной звездой.

Однако ж никакой команды нету,

Есть полигон, вечерний и пустой.

Холодный ветер продувает спину,

Так хочется душевного тепла!

Он знал, за полигоном есть машины,

Там есть «Тойота» – черная смола.

Изысканная, сделанная тонко,

Так наши не умеют, черт возьми,

Прекрасная, волшебная японка,

Он верил, где-то едет по Перми.

Блестящая, большая, скоростная,

На вид не дашь и больше пяти лет.

Ее при встрече точно он узнает

По туфельке на лобовом стекле.

В нем не было сомнений ни на йоту,

Загадочнее, чем лесной тапир,

Он вышел в город, чтоб найти «Тойоту»

Так перед ним открылся новый мир.

Вокруг него шумели магазины,

Кафе и банки, здание суда,

Туда-сюда различные машины

Шли по Перми, как по реке суда.

Там были «Жигули» и «Мерседесы»,

«Фиаты», «Мазды», «Опель» и «Камаз».

Был «Запорожец» – детище прогресса,

«Хюндаи» свой показывали класс.

Внутри сама собой включилась «прога»

Он за районом объезжал район.

Он видел вечер, видел очень много,

Он видел все, но не было ее.

Уже роняло солнце позолоту

На крыши зданий и на купола,

Когда к нему подъехала «Тойота»,

И туфелькой моргнула со стекла.

Казалось бы, безделица, наклейка,

Но перед ним возникло божество.

Заряд пошел… и села батарейка,

Дымились микросхемы у него.

Смутившийся, застенчивый и робкий,

Контакта нет, и не осталось сил.

Ему во всю уже сигналит пробка:

«Вот это белый робот затусил!

Давай! Давай! Езжай отсюда, робот!

Да что ж ты стал, железный организм!»

А он ни с первой, ни с десятой пробы

Не может завести свой механизм.

Его «Тойота» черною волчицей

Умчится приключения искать.

С ним ничего потом не приключится,

Его на полигон вернут опять.

Не жди любви, тем более до гроба,

Твоим программам есть иной финал,

Ты навигатор, ты обычный робот,

Болты и гайки, пластик и металл.

Напиток в стакан налит

И выпить нашелся повод —

Адам не забыл Лилит,

Но Еве о ней – ни слова.

Не прожил Адам и дня,

Чтоб не услыхать от Евы:

«Ты с женщиной до меня

Ходил ли к познанья древу?

Вдвоем вы гуляли где?

Признайся, она же – демон!

Что значил для вас Эдем?

Кто знает о вас в Эдеме?

Что общее вас роднит?

А был ли у вас сыночек?

Как звали ее? Лилит?

А может, царица ночи?»

Что ей возразить в ответ?

Все бабы, похоже, стервы!

Обратной дороги нет,

Не стоит играть на нервах!

Обратной дороге нет!

Былое не повторится.

Но страстную дьяволицу

Он видел опять во сне.

Разящие сердце глазки,

И запах ее волос,

И рук неземные ласки

Познать ему довелось.

И вот он мертвецки спит,

Довольный, хмельной от счастья.

Жена же его Лилит

С другим предается страсти.

В округе она со всеми.

Не тело – сплошной огонь!

Вот демон роняет семя,

Вот демон пришел другой

Блаженствует дьяволица.

В Эдеме – культурный шок.

И райские носят птицы

Противный такой слушок.

Адам стер до плеши темя,

Когда обо всем узнал.

Но сколько того Эдема?

Он, в общем-то, даже мал.

Влюбленным и мира мало…

И вдруг через много лет,

Лилит насовсем пропала,

Ее затерялся след.

Адам уходил в запой,

Когда наступил день гнева,

Но стала ему женой,

Ребром в утешенье – Ева.

Он Еве сказал в раю:

«Одену тебя в шелка я!»

Но все же, ее лаская

Он помнил Лилит свою.

А Ева одно твердит,

Опять дежавю, качели:

«Как звали ее? Лилит?

Кто лучше из нас в постели?»

Молчит, как всегда, Адам,

Спокойно упреки сносит.

Он Еву целует в носик

И цедит себе агдам.

В кабаке, в дешевом балагане,

Там, где пойло на разлив течет,

За столом сидели черт с рогами

И его дружок, безрогий черт.

Выпили по рюмке суррогата,

Закусили крошкой со стола,

И тогда заговорил рогатый,

Дескать, жизнь чертовски тяжела.

– Пашешь как ишак с утра до ночи,

Вечно в мыле, мечешься, спешишь,

Но понять никто тебя не хочет,

И зарплата – жалкие гроши..

Набивают ироды карманы,

Строятся коттеджи у иуд,

А тебе – глоток небесной манны,

Да и тот, похоже, отберут.

Четверо детей твоих чумазых.

Садик, школа, вуз – за все плати.

Если где-то небо есть в алмазах,

Нам туда заказаны пути.

Адовы круги, круги чистилищ

Уготовил мир тебе и мне.

Наши ж деды чертежи чертили

И мечтали о большой стране,

Чтоб цвела могучая держава,

Победив врагов своих в борьбе,

Чтобы пели ангелы во славу

Всех ее свершений и побед!

Как они о будущем радели

Для себя, для нас, для всей земли!

Как боролись вместе за идею,

Как знамена алые несли!

Строили большие магистрали

Лозунг: «Пятилетку – за три дня!»

А потом мгновенно все просрали,

И тебя просрали, и меня.

От того болит сердечный клапан.

Как все это допустили мы?

Выпили еще. Рогатый плакал,

А безрогий затянул псалмы.

Медленно, вытравливая душу

Из себя, из друга своего.

Балаган затих и молча слушал.

На дворе стояло Рождество.