Виктор Топоров - Да здравствует мир без меня! Стихи и переводы

Двумя обломками пилы

Приветливо махали обе!

Одна, ловя ответный взгляд,

Была сомнением объята,

Другая – от пупка до пят —

Приоткрывалась воровато;

А там, где тело пополам

(– какие гнусные гастроли! -)

Не рана рваная, не шрам:

Заиндевелые мозоли.

Я проклинаю палача

Ситуативную жестокость,

Но быть женою циркача

Еще полфокуса, а фокус, —

Застыв на лаковом столе

И в зубы взяв цветочек алый,

Взаулыбнуться всей земле

И сделать ножкой злому залу.

Циркач циркачку разлюбил!

Она не повела и бровью.

А я по почте получил

Конверт, дымящийся любовью, —

К нему, ко мне ли?.. С глаз долой!

В Крыму жара, в Сибири вьюга.

И пилят тупенькой пилой

Ежеспектакельно друг друга.

Не думай, что враг,

прицельным огнем

Терзая овраг,

Куда ты залег,

Уже недалек.

Не думай о нем.

У страха глаза велики.

Ни шагу назад.

Не там, парень, дом,

А там, парень, ад.

Там ад, да какой.

Туда ни ногой.

И хватит о том —

Советуют заградполки.

Из тех, что вперед,

громя и грозя,

Никто не пройдет

И трети пути.

Но надо идти.

Играй без ферзя.

У страха глаза велики.

Ни шагу назад.

по склонам скользя, —

Ведь там, парень, ад.

Ведь там, парень, мы

Из мрака и тьмы.

Иначе нельзя. —

Советуют заградполки.

Не думай, что там

по-прежнему ждут

К накрытым столам.

Семейный очаг

Под ветром зачах.

А мы тут как тут.

У страха глаза велики.

Ты знаешь – куда.

Обратный маршрут

Ведет в Никуда.

Хоть на стену лезь.

Не лучше ли здесь?

Не все ль, где убьют? —

Советуют заградполки.

Но если не так

и все же назад.

То, сам себе враг,

Пощады не жди,

Раз мы позади.

Ты сам виноват —

У страха глаза велики.

Никто ж не поймет,

такой, брат, расклад:

Вперед иль в расход,

Шабаш баш на баш. —

Но там хоть кураж,

Там штык и приклад, —

А здесь, парень, заградполки.

Ваятель, ваяй свою наново Галатею.

Наделяй ее нечеловеческой лепотою

Всех ледовитых мадонн и ядреных матрен.

Ваятель, ваяй ее наново, ибо

Эта стылою стала глыбой,

Где твой гений, не погребен,

Но придавлен такой бедою,

Угадуемой наперед,

Истекая живой водою,

Не витийствует, а орет;

Ибо в каменных этих складках,

Где кончаются все круги,

Ничего о твоих загадках,

О догадках зато…

Беги!

Бежать? Но куда же? К какому камню,

Если этот настолько помню,

Что не выдержу – повторю

Те же гладящие удары,

Те же чарки и те же чары,

Ту же липовую зарю

Над рекой холодней забвенья,

Те же призрачные места

На мосту, где не стало пенья,

Возле взорванного моста…

В белом мраморе белой ночью

Плети белые захлестнут.

Белых выбоин вспыхнут клочья

И завяжутся в жгучий жгут…

Побежденные – не бегут.

Побежденный своей победой

Над злопамятною природой,

Верь не памяти, а рукам.

Эти выпуклые пустоты

Еще попросту пласт породы,

Но пульсирует пламя там, —

Не твое, из себя, из эры

С сотворения по сей час, —

Но тебе не прожить без веры

В то, что чудо на этот раз

Обязательно обернется

Безотравною стороной,

А не кровью твоей свернется.

То был камень дурной.

Тот – дурной!

Дурного я бы не поднял с земли и даром.

Дурного я бы не брал измором.

Выхаркивая улиток молитвы во вмятины бездн и небес,

И не качал, языком и вручную,

Незаводимую помпу ночную,

И – не с объятьями б – к вые изваянной лез,

На которые отвечая

Шевелилась куда-то вбок,

Где, от чая ли, не от чая,

Но на мраморе был подтек;

А снаружи зияла темень

Из разинутого окна —

Не туда ли: душа, и демон,

И она?.. И она —

Одна!

Чтоб вернуть тебе Галатею,

Я из мрамора улетаю

Без усилий твоей руки.

Я не знала, как будет тяжко,

И как плох будешь ты, бедняжка,

И как боли твои мелки.

Я не знала, что знак неверья —

Круг крест-накрест на двух гвоздях, —

Над твоею прибитый дверью,

Означает всего лишь страх.

Я не знала – а что я знала?

Я и в камне была горда.

Никогда еще не летала

Я отсюда – и в Никуда,

Никогда!

Никогда! никуда! ни за что! я тебя не стою,

Я тебя не пущу! я пускал их – стаю

За стаей – в небо, как это называлось сперва.

Мрамор – душу в него – поштучно,

Чуть поплакав; потом – поточно,

Плача ручьями… снова не те слова!

Я забыл Галатею. Вы с ней

Тёзки, вы тёски моей. Не то!

Я, Галатея, тебя… Я в жизни

Не был сильнее – не знаю, что!

Галатея, все эти годы…

Этими изуродованными руками…

Получались одни уроды…

Я искал камень…

Свой камень!

– Галатея!

– Я улетаю!

– Я лечу.

– Я теперь не сумею.

– Я лечу.

– Я пускал их стаю.

– Улетаю.

– Нет, Галатея!

– Галатея…

– Я не слышу тебя отсюда.

Небо вроде ночного сада,

Только больно уж он велик,

Больно степи внизу протяжны,

Больно важные снизу тяжбы,

Больно только пока не в крик.

Я не слышу тебя отсюда.

Небо вроде ночного сада.

Я не слышу, но слушать буду.

Буду или уже не надо?

Я не слышу тебя отсюда.

Я ее слышу, но слушать буду.

Чудо длится, покуда чудо.

Небо вроде ночного сада.

Даже Вам, из города Ростова,

Не скажу чего-нибудь простого.

Упиваясь низменным и выспренним,

Оставаясь званым, да не избранным.

Сложности повсюду, как бы сложности

И дела как бы великой важности.

И губам не достает возможности.

И словам не достает протяжности.

Ярость – неотхлынувшая, темная —

Все еще кидает на скоромное.

Робость – у чужого муравейника —

Превращает паладина в пленника.

Важности повсюду, как бы важности

И дела как бы великой сложности.

И словам не достает протяжности.

И губам не достает возможности.

Колодец, где стоячая вода

Артачится в глухом вихревороте,

Куда не пробомбитесь вы, когда

Не вы начнете то, что вы начнете.

Колодец, где настояна полынь

На неизменном запахе железа,

Куда свалиться разве что с луны,

Куда забраться разве только если.

Что спьяну, – где такие лишаи,

Что ни испить, ни с толком утопиться,

Где гасят на ночь песенки свои

И свет с ладошки лижут у сестрицы,

Колодец, где такие лешаки

Стоят у поворотного устройства,

Что ни с ума, ни с жиру, ни с тоски

Немочно раскачаться на геройство,

Где гадины, дохлятина и гнусь

Заполонили полые объемы.