Наталья Патрацкая - Почти шансон. Стихопоэмы

Российские просторы прячут недра,
Богаче их на свете не найти.
Медведи, кабаны, киты и нерпа —
Всегда стремятся с выводком прийти…
Поля, сады, леса и перелески,
Огромные просторы рек и гор.
Над водами озер сверкают лески,
А кое-где над бревнами багор.

Мы жизнь порой верстаем, словно сказку,
Фантастика струится из души.
Слова просты, или это только маска.
Так текст – прочти, и сказку напиши:
Попала под раздачу на раздаче,
Наверное, не яркою была.
На ней не прочитались шуба, дача.
Она спокойно с вилкой проплыла.

Никто-то ей, увы, не прекословил,
Рассольником в четверг не упрекал,
Никто и не пытался ей злословить.
А он жевал морковку и икал.
Решила собой женщина заняться,
Быть бледною капустой ни к чему.
А лучше бы им снова помириться.
Зачем? А чтобы было – почему…

Умнее люди, и стройней и краше,
За ними мудрых предков племена.
Цари, народ и родственники даже —
Оставили на книгах имена.
Чудесно в нашем мире совершенство.
Коль выдумает женщина его,
Читать ее, да это – часть блаженства,
А пишет все коварно и легко.

Пес вздрогнул так быстро, как листья осин,
А я замерла, словно липа.
Стоим среди елей, огромных верзил,
И мыслим, и дышим, но сипло.
Собачек не ловят, не кормят порой.
Они давно сами с усами.
И дети боятся забыться игрой.
На детской площадке вновь стаи…

Иду осторожно, да как побегу,
Куда, от кого? Шорох листьев.
А пес прошел быстро, свернул, ни гу-гу.
И трески ветвей, словно выстрел.
На дикой площадке двенадцать собак.
Их лай голосистый и злобный
Собой говорит, что их жизнь не табак.
Они, как отряд здесь особый.

Ой, страх пробежал. Я вдруг встала. Стою.
Смотрю я на пса. Он проходит.
И липа сверкнула листвой. Я молю,
А там за листвой солнце всходит.
И лают собаки с утра до утра.
Свободная стая удачи.
Их лай достает всех котов до нутра.
Дома здесь как соты, не дачи.

Пес вдруг пошатнулся и быстро пошел,
А я побрела, где люднее.
В лесу одиночество – шорохов шок,
Здесь ходят одни, кто беднее.
Вот кто-то собак всех убрал со двора.
Коты давно сами исчезли.
Мышата свободно снуют по утрам,
Собачью еду сами сгрызли.

А за окном мороз иль ветер,
Или туман и пустота,
А до тебя два километра,
И я до боли вся одна.
Отменны снежные просторы,
И бело – серы небеса.
Сугробы встали, как заторы.
И в белых шубах все леса.

И небеса открыты в космос,
И холод есть, и солнце есть.
Но грусть уже сердца не колет.
Весна зиме наносит месть.

Я не зову, и не страдаю,
И отчужденность на века,
Любви страницы не листаю,
Не жду забытого звонка.

Поеду по стране я летом,
Мне надоел один лишь вид.
Пойду, куплю в весну билеты,
Где каждый местный будет гид.
*
Сурепка. Бабочки. Волна.
И продают дары речные.
Осока крепкая видна,
И гальки белые, сухие.
Вагон стоит. Окно в природу
Открыто иве у реки.
Эх, подойти, нырнуть бы в воду.
И мотыльки. И мотыльки.

Еще немного. Путь неблизкий
Через леса, поля, мосты.
И небосвод повсюду низкий.
Он лишь один под ним листы
Одна с собой, окном и ручкой
Спокойно еду, налегке.
Еще чуть – чуть надену брючки,
И с сумкой выйду на руке.

Москва, как горы, вечно в тучах,
Одни дожди и холода,
От серых буден очень скучно,
Лишь не хватает летом льда!
Ау, кто свыше! Вы забыли,
Что лето хмурое идет,
Одна вода и нет уж пыли,
И осень летняя грядет.

Среди дождей бывали грозы,
И миги летнего тепла.
Дома стоят, как те утесы,
И тень от туч на них легла.

Москва столбит дорогу тучам,
Она цепляет небеса,
Она своей грядой могучей,
Давно подмяла все леса.
И тот, кто свыше это видит,
И он бессильно шлет дожди.
Он город – горы не обидит.
Погоду, как у моря жди…
*
Уазик – это не машина.
Уазик – это альпинист.
Ему подвластны гор вершины,
Он – в общем, горный пианист.
Играет он на ваших нервах,
И тащит вас в адреналин.
На серпантине вечно первый,
А где-то вид речных долин.

А вы на круче, над обрывом,
Уазик тенет вас к снегам.
Вам страшно очень до надрыва.
Уазик едет к берегам.

Да, да, не спорьте, водопады
Зовут к себе – назло судьбе,
И капли их, как листопады,
И на вершине вы в себе.
Уазик – это не машина,
Уазик – это альпинист.
Ему подвластны гор вершины.
Он – в общем, горный пианист.

Надвигались жуткие мечты.
Горько засыпало чувство мести.
Жизнь сжималась в снежные пласты.
В голове примолкли тихо песни.
Надвигались жуткие мечты.

Кто бы сомневался в нелюбви?
Я теперь в тебе не сомневалась.
Полностью примолкли соловьи.
И тебе, увы, я не покаюсь.
Кто бы сомневался в нелюбви?

Так бывает грустно. Ну, хоть вой!
Волки одинокие из леса
Не найдут в душе твоей покой,
Изгоняя чувства, словно беса.
Так бывает грустно. Ну, хоть вой!

И во мне царил один покой,
Словно я в снегу одна стояла,
Словно бы настал всем чувствам сбой!
А я даже мысли не листала.
И во мне царил один покой.

Сон – ни сон, но пресность бытия,
Как-то изменила мою сущность.
Не по мне два слова: быт и я!
Надо бы добавить мыслей толщу.
Сон – ни сон, но пресность бытия.

В личном одиночестве моем —
Нет тебя, и это так – нормально.
Песнь из мыслей мысленно споем.
Сразу все на месте. Оптимально.
В личном одиночестве моем.

Как – то неспокойно стало на душе,
Словно бы обманом ты пришел по мне.
Где чаи растили, бродят табуны,
Больше не сажают, на чаи табу.
Как – то неспокойно стало на душе.

Я давно не верю ласкам и любви,
Ты прикосновение снега подари,
Вина, вина, вина, да в орехах мед,
Где-то на вершинах притаился лед.
Я давно не верю ласкам и любви.

Заблудилось солнце в снежной бахроме,
Белые узоры веток в синеве.
Горные дороги, горные мосты,
Горные тоннели, горные посты
Заблудилось солнце в снежной бахроме.

Я встряхну, как иней грусть свою тоску.
Я доверю чувства снежному леску.
Подари красоты утренней зари.
Нет. Не пропоют нам песни снегири.
Я встряхну, как иней грусть свою тоску.