Роман Квадратный - Стихи, опаленные войной. Блокадная поэзия

Череда бессмысленных дней,
ночи ужасов с трелью зениток.
Вышивая знамена страстей
не хватает проверенных ниток.

Пепел черный неровно скользя,
устилает зеленые всходы.
Он не думал о том, что нельзя
забирать красоту у природы.

Словно муха в конце сентября,
злобно с прикусом жаркое солнце.
На закат в дальний путь уходя
забирает свет через оконце.

А в окопах – свечение душ,
не дождутся на завтра восхода.
На войне очень страшно, к тому ж
с «грузом – 200» приходят с похода…

Говорят, нас сейчас презирают…
Может быть, только знаю одно,
что друзья мои всё понимают:
в нашей жизни не так, как в кино.

Я любил и люблю свою землю.
Целовал ее после разлук.
В ситуации страшной тут внемлю,
не хватает родных глаз и рук.

Тем, кто бросил здесь все, очень сложно
и тоска в душе гложет с лихвой.
В сорок лет – жизнь с нуля – да… возможно,
только снится, зовет дом родной.

Эта тропка, пожухлые листья,
запах Родины, речка, лесок.
И рябины созревшие кисти,
и печеной картошки дымок.

На закате послушать кукушку.
Звезды низко, достань млечный путь.
Обними, успокой мать – старушку
и погибших, не грех, помянуть…

Страх – это бездна открытых дверей.
Страх – это кладбище наших идей.
Ты испугался, ну что ж… уходи.
Страх нечто странное. Эй, впереди!

Не поскользнись, зажмурив глаза,
не очутись на воле слеза,
не появись тоска рокова,
не засучи, палач, рукава…

Мы все «зажравшиеся» были:
выкидывали черствый хлеб,
деньгами просто так сорили
и выбор ценностей был слеп.

Две остановки – на маршрутке.
С гулянки – строго на такси.
В одном наряде – только сутки
и допоздна бродить – тусить.

Ребенка в «English school» водили,
на лабиринты, на батут.
Так свет и воду не ценили.
Не жалко, нам еще дадут!

И в магазинах продуктовых,
перебирав ассортимент,
нам не хватало колбас новых.
Вот мало сотни три конфет!

И на концерте невеселый,
а на природе – комары.
И понедельник – день тяжелый,
и на работе пик жары.

И кризис возраста тревожил,
но только честно, не тая,
сейчас нам мир всего дороже,
чтоб счастлива была семья!

Собираю в охапку все листья
и сжигаю в туманном огне.
После лета немного завис я,
в своем доме пожив на войне.

Пусть сгорает стрельба и бессилие,
артобстрелы и крики людей.
И смертельных машин изобилие,
и за хлебом гул очередей.

Три дождя за все лето безводное
и три месяца жизни во тьме.
Связь в три рисочки междугородная,
«Мы все живы!», – три слова родне.

Свист снарядов, стеклянные россыпи,
нарядились в осколки дома.
Смерть, шагавшая быстрою поступью,
пополняла свои закрома.

Трудно жить с этим, память не чистя,
вирус надпись «error» в мозг занес.
Только плохо горят мои листья,
видно мокрые от летних слез…

Крыши домов, как консервные банки,
вскрыты небрежной рукой.
Кто-то во здравии, целясь болванкой,
Выстрелил за упокой.

Думал тот кто-то, что в доме том люди
пядь не бросали земли?
Все оборвал, планов больше не будет.
Что было – не сберегли.

Больше не нужно готовиться к зимам,
овощи, фрукты, компот.
Летняя пусть остается резина
и не докрашен капот.

И с коммунальною платой не надо
очередь в банке стоять.
Все документы из детского сада
можно и не забирать.

Кто ужасался Беслану, кто башням,
кто-то припомнил «Норд – Ост».
Но никогда не бывало так страшно.
Вот он – луганский погост…

Не стреляй и не плюй в мою душу,
мирной жизни захлопнув дверь.
Не суди, ничего не нарушу.
Я домашний, но все же зверь.

Я расстрига, не помнящий всуе,
а в опасности небо зову:
помоги пережить грязь такую,
чтоб очиститься здесь наяву.

И не видеть испуга ребячьего,
побелевших от страха лиц.
Слышать пенье снаряда зверячего
не хочу и падаю ниц.

На коленях, да разве тут вымолишь,
не вернешь неповинных людей.
Для статистики судьбы их – цифры лишь,
для родных – все намного сложней…

Никому не желаю такого
В изоляции быть на войне.
Не услышав дыханья родного,
не сумев дозвониться вдвойне.

Постоянно ждать, где приземлится
тот запущенный кем-то снаряд.
И когда снова свет заискрится
и потоки воды зажурчат?

Привезут хлеб иль снова сухарик
раскрошить, запивая чайком.
В полутьме, экономя фонарик,
утереть слезу с глаза тайком.

Занять очередь двести тридцатым,
чтоб воды пару ведер «урвать».
Без вины быть во всем виноватым
и твой город начнут проклинать.

«Повесть БЕД временных», не то слово.
Сколько может терпеть человек?
Никому не желаю такого
и надеюсь, не будет вовек!

Закрыто солнце терриконом,
Радиофон.
Соперничает с людским стоном
магнитофон.
Куда бежать? Везде стреляют.
Откуда звук?
Дым с пеплом очи застилают
и сердца стук.
Через дорогу прям в щебенку
попал снаряд.
Оставив свежую воронку,
камни летят.
А на осколках не напишут
Откуда? Чей?
Пока бабулька еще дышит —
зови врачей!
Побиты окна, настежь плиты,
Какой-то бред.
Слезами улицы умыты,
кровавый след.
Как будто кто-то в дальнем стане
начав косьбу,
чтоб заменить прокладку в кране —
сорвал резьбу…

Пранкеры правят миром,
блоггерам больше верим.
Фэйки гостят по квартирам,
фрики ломают двери.

Блуд прикрывая флудом,
делим людей блокпостом.
Грезя о гневе судном,
братским живем погостом.

Застопарив молчанье,
должностью сан подтверждая,