Павел Чувиляев - Последний хозяин

Начмеда Колядцукого генерал Петровский полностью поддержал; и даже закрыл глаза на преступление: браконьерство. Раненые нуждаются в усиленном питании; в мясе. Консервы, концентраты и сухие пайки выздоровлению не способствуют. А в госпитале кормили тушёнкой: из СССР парное мясо не повезёшь; стухнет. Ангольцы (наши звали их «анголанами») поставляли свежую рыбу и фрукты, но не мясо. А рядом, в саванне и на восточном плоскогорье Бие, пасутся стада африканских буйволов, буффало. Охота на них строго запрещена, но для раненых можно. Полчаса на вертолёте – и сафари. Варварски били с высоты, но одного. В нём ведь 500–600 кг; тушу брали на внешнюю подвеску. На неделю хватало. Местные власти на, так сказать, заготовку скрипели зубами, но возражать не решались. Впрочем, массовым браконьерством русские не грешили: чтобы провезти трофеи через советскую таможню, нужно было иметь генеральские погоны. Да и вертолёт без оформления бумаг не взлетит. Обойти строгую авиационную отчётность мог только большой начальник, коих в Анголе можно было пересчитать по пальцам. Гораздо чаще пьяное высотное сафари устраивали ангольские чиновники и богачи, фрахтуя для своих неблаговидных целей советские вертолёты с экипажами. Их охоты обычно превращались в настоящую бойню, при виде которой наступал черёд стискивать зубы русским.

Грехи у русских были другие. «Непобедимая и легендарная» армия СССР принесла с собой не только свои достоинства, но и недостатки. Например, нищету офицеров. Дома она нивелировалась общей бедностью, но на африканской земле СВС овладел дух дикого капитализма. Иначе и быть не могло: жить-то надо. Зарплату офицерам платили чеками. По идеологическим причинам командировочных (суточных) в местной валюте (кванзах) им не давали. Долларовые чеки можно было обменять в финчасти на неконвертируемые кванзы. Но по курсу столь невыгодному, что дураков не находилось. И начинался «бизнес по-русски». Начальство жило широко. Так, в начале 1990 года на контрабанде паркета из черного дерева погорел замполит советской военной миссии [42] В советской армии замполит отвечал за преданность военнослужащих идеям коммунизма. Он был вторым по должности после командира части, но по званию был равен ему и имел полномочия при чрезвычайных обстоятельствах единоличным решением его сместить. Око государево. Мутное. . Говорят, они с послом что-то не поделили; история тёмная . Пришлось применить к бравому генералу высшую меру социальной защиты: досрочно отправить его на Родину. В Анголе чёрное дерево подобно нефти: ресурс есть, но его не разрабатывают и не экспортируют. Из ценнейшей древесины клепают борта грузовиков. Они долго служат и являются лёгкой бронёй для перевозимой пехоты. Дерево столь плотное (в воде тонет!), что автоматные пули его раскалывают, но в кузове за бортом их убойная сила снижается до безобидной. Это ещё ничего; говорят, до колонизации у местных рыбаков были в ходу алмазные грузила. Они лёгкие, прочные и не боятся морской воды.

Мирославу крупный бизнес был не по чину. Просьбы ставшего подполковником «Петрова», который довольно скоро нашёл его в Луанде, он выполнял, но в предлагаемые им схемы не лез, полагая, что жизнь дороже. Ему хватало и среднего бизнеса. На ресурсах госпиталя (спирт!) начальный капитал возник быстро. Другие собирали годами, продавая всё, что можно было привезти из дома. Капитал вкладывался в рыбу, крепкий алкоголь, кофе и пиво. Русские приучили ангольцев потреблять пиво с вяленой рыбой, сейчас вобла считается блюдом национальной кухни. Для закупок нужен был выход на провинции, и Мирослав завёл взаимовыгодные контакты по линии Минздрава Анголы. Далее следовало «ждать борт». Транспортный самолёт ИЛ-76 летал раз в месяц. Иногда чаще, но очередь на отправку была организована жёстко. Борт сопровождал тёртый переводчик-экспедитор, обеспечивавший оптовый сбыт товара в СССР. Услуги посредника стоили весьма дорого (человек рисковал свободой, а то и жизнью), но норму прибыли в 100 % (вдвое!) средний бизнес давал. Был ещё бизнес мелкий: клеёнчатые челночные сумки запестрели в Анголе лет на 10 раньше, чем в России. Жёны советских офицеров стояли на рынке в Луанде и дрались с местными торговками за лучшие места, привлекая вооружённых мужей. После ухода португальских колонизаторов уровень жизни в Анголе резко упал ; многие товары стали дефицитом. Например, ангольские коммунисты почему-то считали, что передовым африканским женщинам не нужны бюстгальтеры – и так хороши. Женское бельё из ГДР, Югославии и СССР улетало в Луанде на ура. За полцены продавали и ношенные лифчики , настолько велик был спрос.

Мирослав не был бессребреником, но основную прибыль тратил на госпиталь. Что поделать, если советский препарат «Дилагил» неэффективен против ангольской малярии? Можно оставить соотечественников от неё мучиться и умирать, или достать бельгийский «Камохин» за франки и доллары. И это только один пункт из длиннющего списка нужд госпиталя, не покрываемых советским снабжением. Деньги в джунглях не растут и с неба не падают: надо крутиться. Мирослав умел. Он не гнушался покупать необходимое для госпиталя даже у врагов. Это ещё одна особенность гражданской войны: поверх стрельбы между сторонами конфликта процветает торговля и взаимная коррупция. За два года Мирослав солидно оснастил госпиталь и внедрил единую доктрину лечения (ЕДЛ), как в регулярной армии.

ЕДЛ создали русские военврачи, первыми в мире осознавшие, что в условиях индустриальной войны госпиталь это конвейер , а с ранеными надо обращаться, как с деталями военной машины. Например, первым оперировать не самого тяжёлого, а того, у кого больше шансов вернуться в строй; потом тех, у кого больше вероятность выжить. Остальным в очередь, и молиться. Как гласит старая солдатская пословица: «хуже нету сволочей, чем начальство из врачей». Никакого лечения в ротах и батальонах; только первичная перевязка и скорейшая эвакуация в медсанбат полка, где непрерывно крутится конвейер хирургов. Оклемался до транспортабельности – вон с койки; в дивизионный госпиталь долечиваться. Там тоже место не занимай: только с прогнозом восстановления годности, а инвалидов – вон с фронта в тыловые госпитали. Военно-полевая медицина очень жестока, но боеспособность армии ЕДЛ повышает вдвое за счёт вернувшихся из госпиталей опытных и злых бойцов.

Мирослав сумел приспособить ЕДЛ к условиям тропической войны. Например, он изобрел велосипед (!) с коляской под носилки. Замечательное транспортное средство для эвакуации раненых: он проходит по шане, а перевязку санитар может делать чуть ли не на ходу. Для тех же целей использовались мотоциклы: в модернизированную коляску клали штабелем трёх раненных на носилках. Когда высокопоставленные ангольские военные стали предпочитать его госпиталь кубинскому, Мирослав мысленно вытер со лба честный трудовой пот. И начальство оценило: в 1983 году он стал полковником. Порадовал и враг: со своей радиостанции в Джамбе «голос чёрного петуха» Савимби объявил неугомонного русского начмеда личным врагом и пообещал за его голову немалую награду. Трудную фамилию «Колядуцкий» он выговорил с третьего раза, но справился. Жизнь определённо налаживалась. А ещё в ней появилась Кара.