Василий Рем - Стихи о границе и войнах (второй сборник). Рожденный в СССР

А с вершины «два, ноль, пять» мне всю Турцию видать,
Женщин ходит очень мало, видно, дома все сидят.
Вижу – джипы, мужики, рядом бродят ишаки,
Вот сидит в хиджабе кто-то, изнывая от тоски.

Мой бинокль весьма хорош, от него не ускользнешь,
Коли вшивый кто-то бродит, я увижу даже вошь.
Солнце вышло из-за туч. По биноклю льется луч,
Светит в глаз, я плохо вижу, буду ждать подхода туч.

Вот «сработка» на С-100, кто в шинели, кто в пальто,
Ухватив стволы и лыжи, побежали на плато.
Запыхались, залегли, кто-то бродит там вдали?
Может, турок, может, зверь. «Эй, дозор, пойди, проверь».

Полчаса лежим в снегу, от дозора ни «гу-гу»,
Проверяет он «систему», весь по пазуху в снегу.
Провалился, что ль, в сугроб? Пробирает всех озноб,
Ведь бежали, пропотели, у меня так мокрый лоб.

Слава богу, всё, «отбой», не бежим теперь гурьбой,
А идем спокойным шагом на заставу, на покой.
Все пришли, ложимся спать в не согретую кровать,
Год служу один, нет женщин, за версту их не видать.

Ах, Армения моя, ты была тогда ничья,
Все подряд тебе служили, и с ружьем, и без ружья.
А теперь ты далеко, так забралась высоко,
Что с вершины Арарата всю увидеть нелегко.

Все, Армения, прощай, злом меня не вспоминай,
Все же честно охраняли мы тогда твой дивный край.
А потом пришел Спитак – горе, стоны, крики, мрак,
Мы душой с тобою были, нас воспитывали так.

Служба кончилась – домой, распрощались мы с тобой,
Из святого Еревана мы в Европу, на покой.
Все прошло, идут года, не забудем никогда,
Ведь родная нам застава в сердце нашем навсегда.

Когда был молодым офицером,
У границы с винтовкой «гулял».
И в таежном лесу, между делом,
Вдоль дороги березки сажал.

Подросли, зашумели березы,
Ночью были мне вместо свечей.
И качаясь, стоят, как матросы,
Вдоль границы любимой моей.

Но граница бывает тревожной,
Ведь не спят в непогоду враги.
И крадутся тропою незримо,
Только тихо скрипят сапоги.

Этой ночью сидел я в засаде,
Слышу чьи-то кошачьи шаги.
Я не думал тогда о награде,
А шептал «Господь! Мне помоги».

Шли они на меня, чуть ступая.
Диверсантов дозорных отряд.
«Стой!» – кричу я, патрон, досылая.
Но в ответ застрочил автомат.

Засвистели незримые пули,
Я ответил им метким огнем.
Двое сразу навеки уснули,
Одного задержали живьем.

Вот светает, идем все гурьбой,
Две березки на тропке лежат.
Ночью нас заслонили – собой,
И погибли, спасая солдат.

Расскажу я свой урок,
Что держал в секрете.
Нынче вышел этот срок,
Когда был в ответе.

Неподсуден больше я,
Кончилась подписка.
Так послушайте, друзья,
Нынче жизнь без риска.

Я в Италию попал,
Охранял посольство.
Тихо время коротал,
Изучал устройство.

Часто кофе пил в бистро,
Тут, через дорогу.
Если вдруг пристанет кто,
Подниму тревогу.

Вот в один погожий день
Кушал как обычно.
Чтоб на нас не пала тень,
Вел себя прилично.

Но какой-то негр бухой
Там устроил драку.
А жандарм схватил рукой,
Тащит забияку.

Вдруг в свидетели меня
Жестом пригласили.
Хвать меня средь бела дня,
Негра отпустили.

Понял я, «кирдык» пришел,
Надо делать ноги.
Справа в челюсть и пошел
Через две дороги.

К телефону и в момент,
Позвонил в посольство.
Изложил свой аргумент
И включил устройство.

Налетели, как грачи,
Я, как мог, сражался.
Их ломал, как кирпичи,
И не сразу сдался.

Но в наручники меня,
Всё же заковали.
Я сидел у них три дня,
Сильно прессовали.

И пожизненный запрет
На проезд в Италию.
Но не выдал я секрет,
Взяв судьбу за талию.

И отвез посол меня
В Кремль, мою столицу.
Дали отдыху три дня
И звезду в петлицу.

Брежнев руку мне пожал:
«Молодец, мужчина!»
С надписью вручил кинжал
И до Сахалина.

Тридцать лет о том молчал,
Но пора настала.
Всё вам, братцы, рассказал,
С водочкой под сало.

«Господа офицеры!» Как избитая фраза,
А слова «Честь имею!» устарели сполна.
Лейтенант и солдат не уйдут без приказа,
Генералы есть трусы, совесть им не дана.

Их испортили деньги и шальная карьера,
Обуяла их жадность и гордыня – увы.
Им плевать на солдат и на смерть офицера,
Плач детей их не тронет, да и слезы вдовы.

Нет теперь генералов, чтоб в атаку ходили,
За собой увлекая батальон на врагов.
Про родную Отчизну и присягу забыли,
Их разрушили взятки, не видать берегов.

«Господа офицеры!» Как избитая фраза,
А слова «Честь имею!» отзвучали давно.
Золотые погоны покрывает зараза,
Превратив генералов в золотое бревно.

Осталась одна граната,
Врагов по сотне на брата.
«Продержимся до заката?» —
Спросил старшина солдата.

Солдат, затянул самокрутку,
Задумался на минутку.
Затем, перевел все в шутку,
Сказал: «Эх, сейчас бы утку…

Готовит жена так умело…
А какое нежное тело…
Запустить бы смекалку в дело,
Чтоб под немцем земля горела.

Вон подбитый танк догорает,
А что там внутри, кто знает?
Вдруг пушка цела?» Смекает…
Старшина его посылает.

За броней немецких два трупа,
Фляга спирта и термос супа.
Снаряды лежат вдоль уступа,
И пушка торчит как… лупа.

Повернул на врага он пушку,
«Я сейчас загоню вас на Кушку!»
И, послушав в тиши кукушку,
Сдвинул шапку свою на макушку.

Наступают так нагло гады,
А он все кладет снаряды.
Разрывы – как молний разряды,
Он бьет и не ждет награды.

Откатились немцы – стемнело,
От усталости ноет тело.
Но он сделал святое дело,
Смотрит в лица товарищей смело.

Старшина похвалил: «Ну, герой!
Суп и спирт прихватил с собой.
Отхлебнем, и для всех отбой…»
А на завтра был новый бой.

На высотке лысой окопался взвод,
Наступление сдерживал боевой народ.
Пулемёт постреливал, лил рекой свинец,
Поражённый пулей, первый пал боец.

Припев:
А высотка лысенькая,
А дорожка длинненькая.
Ты стреляй, стреляй, выбирай,
То ли быть живым, то ли в рай.