Владимир Юрьев - 99 струн моей души. Избранное

Гонит он жертв на убой.

Если сегодня увёл вдруг одну —

Завтра придёт за тобой.

Неотвратимо слиянье миров:

Явью грозят миражи.

Мёртвый палач свой считает улов,

Пёс его рядом лежит.

Кто бы ты ни был, запомни одно —

Время летит твоё вскачь.

Там, где граница меж явью и сном,

Прячется в тени палач…

Не грущу, не мучаюсь, не помню,

Словно обессилел головой.

Превратились мысли в грязи комья,

А душа стремится на покой.

Кто гордыню приписал героям?

Вся гордыня в нищенских мечтах:

Умирая, мы не держим строя,

А при жизни – ползаем впотьмах…

Истерия —

не повод для паники.

И плывут адресаты-кораблики

не туда, где причалы их ждут.

Говорили:

– Вот странная публика,

и всегда подавай им преступника,

а иначе – пророчат беду!

Mamma mia!

Нескладные лозунги

повисают в разреженном воздухе,

кто подскажет, куда их девать?

И не в жилу

все прежние выводы.

Все начальники – сущие ироды:

это мнение главных зевак.

Кто-то в Рио —

там тоже не праздники.

И опять адресаты-кораблики

Проплывают причалы не те.

И не в миле,

а в метре от прошлого,

осыпаясь железною крошкою,

утопая в пучине затем…

Где же блуждаешь всегда, моё ломкое счастье?

С кем ты проводишь ночи и вечера?

Сердце моё всё сильней болью рвётся на части,

Нашей «не встрече» я далеко не рад.

Канут все грёзы в ночи, высыхает надежда,

Избранный путь нечасто ведёт к мечте.

Счастья лучи, знаю я, полог туч не разрежут,

Нет здесь вины ничьей…

На маленьком-маленьком острове,

На дальней от нас стороне,

Живут-поживают опоссумы,

И этим гордятся вдвойне.

Хоть небо над ними колышется,

А остров грозит затонуть,

Им вольно и радостно дышится,

Они не боятся ничуть.

Грызут свои сладкие пряники,

О чае мечтая тайком,

И с тем, кто подарит им чайники,

Поделятся сладким пайком.

И нет ни забот, и ни бед у них

На маленьком острове том,

Я чайников сто фиолетовых

Куплю, и приеду к ним в дом.

И будет веселье бескрайнее

На мордочках милых зверей,

Ведь я их желание тайное

Исполнил без всяких затей.

На маленьком-маленьком острове,

В краю, где покой и уют,

Счастливые бродят опоссумы,

И пряники с чаем жуют…

Я больше не дышу. Я – только звук,

Что, растворяясь, задевает душу,

Но нужных струн покоя не нарушу.

Я заплетаю сети. Я – паук.

Мой выдох – как последняя слеза,

Летящая во мраке необъятном,

Не оставляя на подушке пятна.

Я – пасмурное небо. Я – гроза.

Все взгляды устремляют к небесам,

А там – опять вдали сгорают звёзды,

И избранные обретают отдых.

Я здесь недолго. Я нужнее там…

Снова судьба вращает чёртово колесо,

Птиц остроклювых стая гонит подальше сон,

Где мне искать покоя от мимолётных грёз?

Дорого будет стоить времени передоз.

Яд разрывает вечность бликами ржавых игл,

Ты позабыл, конечно, всех, кто тебя любил?

Завтра наступят сроки для неотложных дел,

Ты не напишешь строки те, что давно хотел.

Искренность бесполезна в мире, где нет тепла,

Глядя сквозь прищур в бездну, видишь победу Зла,

Кто-то придумал выбор между двух разных зол,

Что предпочтёшь ты: дыбу или хирурга стол?

Нет ничего святого в массе застывших рож,

Время на полвосьмого нехотя заведёшь,

Будет совсем нечаян этот полночный сон,

Злая судьба вращает чёртово колесо…

На маленьком-маленьком острове,

Ну, там, где опоссумов дом,

Там грудами пряники черствые

Нависли, как горы, кругом.

Опоссумы в чай окунают их,

Но их даже чай не берет,

И нет больше пряников, тающих

Как сахар, положенный в рот.

И бродят зверушки в уныние,

Забыв про веселье и смех,

И нет ни покоя отныне им,

Ни счастья без пряников тех.

И чтоб не страдали печальники,

На помощь я к ним прилечу,

И в чае горячем те пряники

Отмачивать их научу.

Еще привезу я конфеты им,

Чтоб было, что с чаем жевать,

И радостью новой согретые,

Придут меня все провожать.

На маленьком-маленьком острове

Нет больше печалей и бед,

Меня провожают опоссумы,

И машут мне радостно вслед…

Кто-то цветными грезит рассветами,

Кто-то в тумане ищет идиллию,

Только не всех называют поэтами,

Струны души напрягите поэтому,

И приложите-ка больше усилия,

Чтобы совпали вопросы с ответами,

Мир наш иллюзия, есть ли на свете мы?

Есть ли хоть что-то… ответьте, а жили ли

Все эти годы с пустыми заветами,

И на парады ходили с портретами?..

Все, кто указывал… разве просили их?

Те, кто нас потчевал разными бедами,

Им наши горести были неведомы?

Мы, напрягая в трудах сухожилия,

Бились с хазарами, немцами, шведами…

Видеть же их мы хотели соседями,

А не врагами, и ныне простили им

Прежнее лихо, но снова мы преданы

Теми, что с нами и хлеб-соль отведали…

Разве затем своих деток растили мы,

Чтобы они, потешаясь над ведами,

Хвастаясь новыми модными кедами,

Родину сдали за вещи те стильные?

Верили тем, кто привыкли наветами

Нашу культуру чернить, и за это им

Ныне награды дают, не Бастилии…

Вот, возвращаясь к началу, с приветами,

К тем, кто услышит слова недопетые,

К тем, кто оценит строку непосильную,

К тем, что цветными грезят рассветами…

В старинном окладе картина,

Блики лезвий по всей стене.

Озарённый огнём камина,

Старый доктор поведал мне:

– Сорок лет с тех пор миновало,

Как в далёком чужом краю,

Алой кровью вода пылала,

Где шаман песню пел свою.

Он на волю из недр озёрных

Вызвал демона Низших Сфер,

Власти злого шамана покорный

Демон тени призвал химер.

Ничего не видал ужасней

Я, чем этих теней полёт.

Не подумай, что это басни,

И сомненье твое пройдёт.

Те, кто видели этих тварей,

Поседели до срока лет,

Это ныне седой я и старый,

А тогда молод был – и сед.

Краткий миг – и помчались тени

В души храбрых вселяя страх.

А шаман, этот злобный гений,

В нашу сторону сделал взмах.

Но нашёлся смельчак меж нами,

Страх сумел побороть в груди,

И отважно сверкнув очами,

Пулю в череп шаману всадил.

Тот упал и раскинул руки,

Демон снова ушёл на дно.

Тени сгинули прочь без звука,

Всё, что было, казалось сном.

Впрочем, нет, мы видали сами,

Как отважный, что всех нас спас,

Побледнел, и упал меж нами,

Смерть смотрела из его глаз.