Александр Злищев - Стихоритмия

Скучно мне и тоскливо, да.
Накрутил сам себе печаль.
За порогом моим года
Провожает старик февраль.

Мне бы девушку, да коньяк.
Я бы ей сочинил бы стих.
Но я всех растерял, дурак.
Они спят у друзей моих.

И глядит на меня луна.
Ей тоскливо в ночи одной.
Я один, и она одна.
Только глупо сидеть с луной.

Дорогая, так бывает,
Души губит не кабак.
Всё цветёт и увядает,
Даже роза и сорняк.

Даже сердце замирает,
Коль дано ему сгореть.
Осень листьями роняет
На крыльцо сырую медь.

Оттого на сердце пусто.
Но, при таянии снегов,
Не меняет речка русло,
Лишь выходит из брегов.

Сомненье на обветренных губах.
Перебираю в мыслях обещанье.
Позволь хотя бы тайно на руках
Остаться поцелуем на прощанье.

Моя любовь, я весь перед тобой,
Как на ладони, крохотный и жалкий.
Зачем ты отравила мой покой,
И обрекла на вечные догадки?

Седая ночь сегодня холодна.
Чернее смоли заспанные очи.
Моя любовь, мне жалость не нужна.
Ты вспоминай меня, хотя бы между прочим.

Дорогая, я помню измену,
Но тебя ни за что не кляну.
Я по листикам осень раздену,
И за груди холмов обниму.

Холодна эта женщина с нами,
Но за что ей любить людей?
Отравили мы осень кострами
С облысевшей печали полей.

Так же я отравил твою душу,
Поцелуями в омут маня.
Никого в этой жизни не слушай.
Дым бывает, увы, без огня.

Я глубоко прозрел, но часто ошибался,
Когда в душе познал девичию любовь.
И с многими из них я сильно облажался,
И не уверен, что не облажаюсь вновь.

Скажу вам не тая, любовь свою скупую
Я часто разливал с вином на брудершавт.
Но кто же виноват, что любим мы вслепую?
Наверное, никто из нас не виноват.

Гуляя в тишине по темным переулкам,
Я вспоминаю тех, кто был со мною мил.
И как я тосковал, страдая от разлуки,
И как наедине я сам с собою пил.

Но в пьяной голове так много заблуждений.
Всё, вроде, на яву, но будто бы во сне.
Я проживаю жизнь своих стихотворений,
Которые вчера придумал в тишине.

И пряча от людей помятые листочки,
Надеюсь, что они не скажут за спиной:
Кому нужны его надуманные строчки?
Таких писак, как он, хватает с головой.

Твоё присутствие – мое томление.
Я не пойму, за что на самом деле
Твой взгляд как грубое прикосновение,
Что оставляет синяки на теле.

За что мне выдался такой ненужный вечер?
Ревнивой бабой, как пчелой ужаленный.
Но бал в разгаре, когда гаснут свечи,
И вот, пожалуйста – запахло жареным.

Я эти губы сотни раз испытывал,
Кормил улыбку долькой апельсиновой.
Капризы эти на руках вынашивал.
Сгорал в идеях лампой керосиновой.

И что я вижу? Жалкое создание
Когтится, корчится, глазами давится.
Я ж как бетонное немое здание,
Которому пейзаж вокруг не нравится.

Не нравится и то, что беззащитная
Не выдержит напора или натиска.
Щека моя скуластая, небритая,
Пощёчиной пылает у виска.

Лицо твое напрасно пантомимами
Измучилось и влажностью испачкалось.
Черты его, недавно так любимые,
Утратили былую привлекательность.

Светило черным горизонтом давится,
Светает беспощадно воскресение.
Все кончено теперь, ушла красавица.
Ее отсутствие – мое томление.

Замерли задумчивые кроны,
Вместе с ними – неба бирюза.
Смотрят с придыханьем в эталоны —
В грустные и умные глаза.

Лёгкая девичая походка,
Гибкий стан заснеженных берёз.
Ветер наслаждается находкой
Аккуратно гладя прядь волос.

А когда на небо выйдет месяц,
Утопая в сонной тишине,
Старый тополь, свои руки свесив,
Шепчет её имя по листве.

Игристые вина не радуют,
Спирты недостаточно крепкие.
Любовные игры не балуют,
Когда поцелуи не меткие.

Большие компании, шумные
Так лестно кумарят веселием.
Глаза мои пьяные, мутные
Сейчас как глаза Есенина.

Красивая, глупая, стройная,
Среди кобелей улыбается.
Достойной любви недостойная,
Но мне, тем не менее, нравится.

Одна. Из бокала глоточками
Смакует столовое белое.
С нарощенными ноготочками.
Движения дерзкие, смелые.

И это заводит нешуточно,
И хочется быть мягкотелыми,
И чтобы мне долго не мучаться,
Беру я столовое белое.

Спирты дело делают дельное,
Мы в омуте розовом нежимся.
Наутро, меняя постельное,
Надеюсь, что больше не встретимся.

Простите все те, кто намучился,
С моим непутевым сознанием —
Поэт никогда не научится
Дышать равномерным дыханием.

Скрипка мне пилит глотку,
Режет смычком уныло.
Дайте мне стопку водки,
Я поминаю лиру.
Я не пригоден миру.
Я безнадёжно робкий.
Дайте мне стопку водки.

Выкиньте нахер скрипку!
Дайте гармонь в три ряда!
Мне ничего не надо,
Просто, смени пластинку.
Просто смени картинку
В зелень густого сада.
Вот, где моя отрада.

Пилит и пилит скрипка,
Жилы на шее рвутся.
Дайте мне ту блондинку,
Я с ней хочу проснуться.
С милой её улыбкой.
Сердце моё на блюдце.
Пилит и пилит скрипка…

Всё так же замерли задумчивые кроны,
Всё то же небо цвета бирюзы.
Всё как и прежде, только эталоны
Недосягаемой, запретной красоты.

Любимая, кем ты сейчас любима?
О ком ты думаешь в разлуке, в полутьме?
С кем ты права, глупа или наивна,
С кем трепетна в интимной тишине?

Прости за мысли, это отголоски
Звенящие под гнётом тишины,
И вместо белых – чёрные полоски,
И розги чувств нам жёлтые цветы.

Я обещаю – это напоследок.
В забытой ране выступила соль.
Забудь меня, и глаз моих оттенок,
Который выжег крепкий алкоголь.

Моя пища – скупой провиант.
Мои чувства подарены шлюхе.
Раздавил я свой скромный талант
Под стаканом в блошиной пивнухе.

И когда я, залив глаза,
По пивнухе шатаюсь рассеянно,
Люди тянут за руки меня,
Люди просят стихи Есенина.

И так хочется матом послать
Ненавистную публику эту.
Разве можно так в душу плевать
Несвершенному в жизни поэту?