Никита Егоров - Черная речка

он укроет от глаз, все, что было и быть могло,

он смягчит очертанья и эхо шагов и слов,

и колесных пар, врезающихся в рассвет.

И минута молчанья продлится десятки лет.

Когда выгорит все, что когда-то гореть могло,

испарится и то, что журчало, лилось, текло,

как кусочки неба лежало на площадях,

что себе забирало скуку, усталость, страх,

устремляясь в пространство, прорвав притяженья плен,

словно узник, устав от решеток, оков и стен.

И взовьется пыль, и закроет собою свет.

И продлится минута молчания сотни лет.

Когда выгорит все, что когда-то могло гореть,

даже воздух не будет больше по нам скорбеть.

Кислород и азот, аргон, углекислый газ

станут просто ветром. Забыв навсегда о нас,

забирая с собой запах сна и твоих волос,

запах кофе, вина и мяты, уйдет без слез.

Он умчится с песней отсюда воде во след,

превращая минуту в тысячи тихих лет.

Когда выгорит все, что когда-то гореть могло,

распадется сталь, и рассыплется в пыль стекло.

Камень станет песком, песок обратится в прах,

и все будет бесплотней, чем руки твои во снах.

Никакая сила не сможет сдержать частиц,

и они разлетятся стаей безумных птиц,

потерявших и дом, и зимовье, и солнца свет.

И молчание будет звучать миллионы лет.

– — – — – — – — – — – — – — – — – — – —

Я сижу на работе, время – четвертый час.

Этот город спит, и во сне он не видит нас.

Но, конечно, рассвет придет, и сведут мосты.

Где-то будет цвести пустыня, и петь киты,

кто-то выйдет в утро и кофе возьмет с собой,

сизый дым родится над чьей-то печной трубой.

На вокзале, где мы попрощались в вечерний час

не осталось следа, не осталось ни тени нас —

безразличен мир, он посмел не сгореть дотла.

Моя жизнь – пепелище, на запах и цвет – зола.

И все кажется, если бы мог я освободить

все, что бьется, давит, болит у меня в груди,

не осталось бы камня на камне по всей земле,

и сгорело бы все, что хоть как-то могло гореть.

Но стоят на месте и дом, и вокзал. И мир

даже не встряхнуло. Светило прошло надир.

Я сижу на работе. Привкус во рту – свинца.

И минута молчания длится.

Ей нет конца.

Простудился ли я от бессонных ночей,

от промозглых ветров, постоянных дождей,

или я заразился от календарей,

с их набитыми бегом коробками дней?

Может статься, виною всему простыня,

что своей белизной заразила меня.

Может – темная комната, стул и фоно,

что расстроено сильно и слишком давно.

Может быть, это воздух, что силясь обнять

мои руки проходят насквозь,

как планету бесплотная ось.

Может быть – эта ручка и эта тетрадь.

От чего эти руки все время дрожат?

Может быть, снова ветер во всем виноват?

Никотин? Кофеин? Отупляющий яд,

что вливаю в себя третьи сутки подряд?

Может, землетрясенье в далекой стране,

будто небо в плевке, отразилось во мне?

Может – люди, что бьются в конвульсиях драм,

мелких, средь вышибающих дух панорам?

Может быть, это то, что пытаюсь сдержать

в темноте моей клетки грудной,

обернулось дрожащей струной

и не хочет смириться, что нужно молчать.

Подходит август к середине,

и ты готовишься встречать очередной сырой рассвет.

На светофоре ждешь зеленый, хотя машин в помине нет.

И пусто на душе. И воздух

переполняет желтый свет

висячих фонарей. У бара

ты ускоряешь нервно шаг – там смех людей и звон стекла.

А ночь еще почти тепла,

хотя уже не так как прежде.

И в Александровском саду

густая зелень предвкушает фотографический дебют.

И мокрых статуй силуэты похожи на детей, что ждут

когда придет за ними мама

и заберет из темноты, что неприютна и пуста

туда, где тянутся друг к другу родные руки и уста.

И ночь проходит, приближая

тебя еще на полшага к тому, что сделать загадал.

О, как смеялся бы создатель, когда бы он существовал!

Откуда силы в этом теле, что истончилось как листок,

не раз подвергнутый стиранью?

Ты все еще во что-то веришь, невразумленное созданье?

Переставляешь ноги, будто

в конце пути откроют дверь и скажут: «Здравствуй, проходи.

Я ничего не позабыла.

За эту боль меня прости.

Ты знаешь сам, так было надо. Я рада, что ты смог дойти,

и что ты цел и невредим.

Ты тоже был мне очень нужен, но нужен сильным и живым».

Рассвет пришел, и ты ложишься.

Ты видишь сон: прошло семь лет, мансарда, за окном Париж.

И ты на скомканной постели, один проснувшийся, лежишь,

вдруг вспоминая это утро,

и парк, и Кронверкский проспект;

и мысль тревожная скребется в лохматой сонной голове.

Но вот ты слышишь: в ванной шум,

и весело скрипит паркет.

Она заходит в полотенце

и улыбается тебе.

Ты – скорость света, константа.

Ты не видна,

не осязаема – планковская длинна.

Ты – глубина.

Ты – то, чем живет мой мир.

Столетье назад я звал бы тебя «эфир».

Постоянная тонкой структуры,

энергия и волна.

Ты – единое поле,

натянутая струна,

Из твоих вибраций рождается тишина.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.