Феликс Соломоник - Земля обетованная

Есть то, что не забудешь,
Захочешь, но никак
Память не остудишь
И боль стучит в висках.

И снятся сны всё те же
С бессилием в руках,
И раны также свежи,
И слёзы на глазах.

Так горести –печали
Уходят тяжело,
Как будто им не дали
Ни парус, ни весло.

А радость легкокрыла —
Была и уже нет.
Как уголёк остыла,
Оставив пепла след.

Виртуально близок,
Физически далёк —
Как яблока огрызок,
Что брошен на песок,

А может быть и в лужу
Или на траву.
Не лучше и не хуже
Раз это наяву.

А в пустом стакане
Спит зелёный змей,
Где на каждой грани
След ушедших дней.

За любовь награда —
Жалкий вид.
Ничего не надо,
Ложью сыт.

Хотел бы я писать стихи
О совести и чести,
Но одному всё не с руки
И не с кем писать вместе.

За тыщи лет всех мудрецов
Тематика касалась.
Однако, что в конце концов
Потомкам их досталось?

С молодости честь хранить —
Неплохо наставление,
Но как по совести прожить
Не ясно, тем не менее.

Десяти заповедей клеть
Немногих удержала.
Иметь ли совесть, не иметь —
Важно решить сначала.

Ведь в мире денег, где вся власть.
Премного всяких бестий.
Там все, кому живется в сласть
Без совести и чести?

Что говорить, соблазн высок:
Украсть, отнять, присвоить.
Как между пальцами песок,
Уходят честь и совесть.

И вот готовый «идеал»,
Как сливочное масло,
Слова, которые сказал
Толпе подонок страстно.

Потом в шикарном кабаке,
Быть может в частной бане,
Держа бокал с вином в руке,
Он скажет много дряни.

О том, как в мире дураков
Живёт совсем не худо.
Без угрызения оков
Дается это чудо.

Всё по тому, что с малых лет
Познал он цену лести
И в нём ни капли нынче нет
Ни совести, ни чести.

Хорошо, когда в квартире
Темнота.
Ты один в огромном мире —
Красота.

Сочинить любую сказку
Сможешь ты.
И на зло оденешь маску
Доброты.

Ты представить сможешь тени,
Как людей.
Без суждений и решений
Палачей.

И покажется со сцены
Яркий свет —
Ни предательств, ни измены
Будто нет.

Гадай, гадай, цыганка.
Пусть старая шарманка
Тебе напомнит время, которое прошло.

Когда тебя любили,
А губы губы пили,
И лун полночных краше твоё было лицо.

Ты вспомни для начала,
Как ты тогда плясала,
Держа звенящий бубен в руках над головой.

В кудрях иссиня-чёрных
Цветок с вершины горной,
Добытый ценой жизни лишь для тебя одной.

Кружась в безумном танце,
Ты ветку померанца
Держала, крепко стиснув в сахарных зубах.

И вот концовка танца —
Ту ветку померанца
Ты так швырнула гордо с презрением на губах

В того, кто ночью тёмной
Убил рукой наёмной
Единственного в мире любимого тобой.

Презрение для цыгана,
Что выстрел из нагана.
Тем паче перед табором обрызгали слюной.

Он нож швырнув, промазал
И тут же был наказан.
Бросок ответный меткой был выполнен рукой.

Из табора изгнали
Пошли за далью дали
И время, что глумилось над редкой красотой.

Стали люди жировать,
Носы кверху задирать
И при этом, и при том ещё чваниться.

Унижать стал богатей
Тех, конечно, кто бедней,
А глупцы тех, кто умней, трезвый – пьяницу.

И тогда пришла беда,
И добро всё увела.
Только зло она одно там оставила.

Разгулялось тогда зло,
Поменяла то да сё
И ложь правдой называть всех заставила.

Лишь один был нехорош.
Не признал он правдой ложь
И остался дурачок в одиночестве.

Только правду признавал.
Правду правдой называл
И к тому же величал её по отчеству.

Много лет и много зим
Зло, стремясь покончить с ним,
Извелось уже совсем и измучилось.

Всё представило ему —
И психушку, и тюрьму.
Только он всё песни пел и не ссучился.

Но объявлен приговор:
Нечестивца – на костёр,
Если только перед тем не покаешься.

Но он правду уважал.
Ложь за правду не признал;
Лишь одно сказал он злу: – Зря стараешься.

Огонь занялся легко,
Пламя взмыло высоко.
Так и не дождалось зло покаяния.

От того зло стало злей,
Но в толпе среди людей
Уже кто-то песню пел от отчаяния.

Убегают, убегают,
Очертания теряют.
След их вот, вот, вот растает – только был и уже нет.

Забывают, забывают
Листья те, что опадают,
А деревья обретают обелисков чёрный цвет.

Это осень. Дождь несносен.
Умерла на небе просинь.
Стало серо и угрюмо, не предвидится просвет.

Может быть, что покаяние
Даст нам силы в ожидании,
Что весна опять вернется, даже к тем, кто уже сед.

Может быть, но есть сомнение
В том, что сможет провидение
Сотворить такое чудо – так не валяйте ж дурака!

Лучше жить пока живётся,
Пока сердце ещё бьётся,
Не каясь в том, в чём грешен. Разве есть кто без греха?

Синий вечер. В ночь луна.
Утро ясно и румяно.
Всё ещё в объятии сна:
Муха спит на дне стакана,

На шкафу мурлычет кот.
Снится рыжему сметана
И звучит ночной аккорд —
Храп хозяина с дивана.

Бедолага не дошёл
Этой ночью до кровати,
Зацепив ногою стол,
Он упал совсем некстати.

Слава Богу, что диван
Принял рухнувшее тело.
То счастливый жребий дан,
Провидение пожалело?

Но всё ярче утра свет
И ночные гаснут звуки.
Фон иной, другой сюжет
И другие бяки-буки.

Дворник – первый лиходей,
Об асфальт скребёт лопатой.
Ну не жаль ему людей,
Видно скудная зарплата.

Скулы сводит скрежет тот.
Здесь проснётся даже мёртвый.
В злобе перекошен рот,
Посылающий всё к чёрту.

Тут раздался в унисон
Грохот мусорного бака,
Завизжал где-то клаксон
И затявкала собака,

Грузовик прогрохотал,
Ложка звякнула в стакане,
Пробудившись, город встал.
С добрым утром, горожане!