Сергей Калашников - В ожидании жизни

Хотеть любви – не преступленье,
Но врать себе – это порок.
И стонешь в пламени сомнений,
Мой обожженный мотылек.

Пусть каждый вечер снова больно,
Но к свету тянешься как в старь.
Ведь память – сон в трактовке вольной.
И манит новенький фонарь.

А вдруг, сегодня всё иначе?
Не страшно, тихо и тепло…
Любимый человек назначен,
И жизнь твоя теперь его.

В холодных днях не видя смысла,
Надежду с верой теребя.
Боишься – молодость обвиснет,
Любую искренне любя.

Придумать идеал не сложно,
Но в рамки втиснутый объект,
Дышать уставший осторожно,
Дополнит опыт прошлых лет.

Оскал улыбки всем на радость…
Утратил снова часть души…
Их вид и запах – твоя слабость,
Но ядовиты ландыши.

Три зубастые пасти на страже врат,
И мой внутренний Цербер не спит,
И тоскою собачьи глаза горят,
И таится во мраке Аид.

Кто-то скажет, что стены построены,
Чтоб на всех не делился покой,
И мол шли бы на штурм плотным строем мы
С нараспашку раскрытой душой.

Лицемеры, лжецы и предатели!
Здесь решетки по вашей вине.
Наше общее время потратили,
Сделав демоном бога во мне.

Хорошо, что у псины три пары глаз,
Темноту души видит до дна,
Чтоб сквозь прутья рука не схватила вас,
Ведь не крепость во мне, а тюрьма…

Запрягал полжизни тройку
Из любви, надежды, веры.
Мерзли, ожидая стойко,
Вместе с Цоем перемены.

И щетина стала жестче,
Взгляд и голос погрубели.
Руки в кровь растер о вожжи,
И костяшки побелели.

Буйный вороной надежды
Пламя в ночь с ноздрей пуская,
Прет, забыв как было прежде,
Не боясь бежать по краю.

Ведь слепая лошадь рядом.
В душах страх заглушит вера.
Подкалиберным снарядом
Прошибая фобий стены.

Третий выглядит нелепо,
Даже падал по дороге.
То пегасом рвется в небо,
То с трудом волочит ноги.

Мчусь к крутому повороту.
Слепят то ли встречных фары,
То ли теплый свет восхода,
То ли зарево пожара.

Взвоет хлыст, вгрызаясь в спины.
Время терпит, но недолго.
Вон уж первые седины,
Старость ждет голодным волком.

Над сукном с азартом ставя,
Всё, что не имел ни разу.
С куражом и фартом правя,
В край, куда был путь заказан.

Вижу, выбор сделан верно.
И не зря годами зрели,
Цель рисуя эфемерно,
Вспышки мысли менестреля.

Густые дымы погребальных костров
Не глушат слащавого смрада.
Здесь чистят огнем следы ржавых подков,
Оставшийся после парада.

В сухом кашле мудрый услышит шаги.
Неспешна кобыла хромая.
Смочив стремя в водах зловонной реки,
Догонит крысиную стаю.

Ту стаю ведет тощий, конный флейтист,
Сквозь бреши в стене в стольном граде.
Не слышал Его? Значит совестью чист…
Кормил друзей, пав, при осаде.

Осады… и штурмы, сраженья, бои!
В крови иссеченные латы.
Пылают глазницы в забрале Войны
Останками тлеющей хаты.

Что сеяли трое – то жать одному
С бесстрастной улыбкой из тени.
Ты встретишь Его, хоть не верил в судьбу,
И то же случится со всеми.

Да, кровь не водица… Порода видна!
В движениях грация зверя.
Прищурил глубокие волчьи глаза,
Ускорив стук сердца у цели.

Всем видно – матерый и знает игру,
Дрожат в нетерпении жертвы.
Не спрятаться ланям в неровном строю,
И раненых выдадут нервы.

Им хочется пасть и в неравной борьбе
Вкусить плод пьянящей свободы,
Всю силу и слабость черпая извне
Согласно законам природы.

Ведомая – флюгер под волей чужой,
Вращается бешеной стрелкой.
Желания сильных считая судьбой,
Познает все рабства оттенки.

И многим по нраву плеть, путы и боль,
Сдаваясь от радости плачут.
Несут через мост, но под ним злобный троль,
На черное ставка… Удачи!

Справедливость – идея абстрактная,
Вариаций на тему не счесть.
По забралу перчатками латными,
Раны лечит ударами честь.

Кулаки посиневшие в трещинах.
С хриплым кличем вдруг кашель и кровь.
Черепа у изрубленных в щепки плах
Правосудие высмеют вновь.

А пытались плыть против течения
И с приливом бороться взахлеб.
В каждом зеркале видели гения…
В луже нефти ты крыльями греб!

Часто беды – вопрос восприятия.
Лучше пыльных дорог – берега.
Посвящённые ждут, буду ждать и я,
Проплывет мимо тело врага.

Ослеплены искусственной надеждой,
Слышны поверженных врагов мольбы,
Залито кровью чужое побережье,
Заглушит шепоты рассудка – рев войны!

Вождями движет жадность и тщеславье,
Толпою – жадность и тщеславные вожди.
Грядет стихийное свободы возгоранье
На территории неправильной страны.

Завалит брустверы телами патриотов.
Великой Родине – вернувших все долги.
Босой и несчитаемой пехоты
Овраги домом становились до поры.

Глаз окровавленный, спокойно смотрит в небо,
Шипы колючки задержали бег мечты.
Пропахшее золой, седое лето —
Предсмертный образ собственной вдовы.

Поверхность мысли тронет рябью,
Изобличая глубину,
Рожденную в густом тумане,
Что льется ночью по столу.