Владислав Троицкий - Осколки

* * *

La vida es muerte. Жизнь есть смерть.
Для человека, как и для растений.
На всё осталось несколько мгновений
и я теряюсь – сметь или не сметь.

Внизу маняще распласталась твердь,
а взглянешь ввысь – прочь от меня, Злой Гений! —
обломки жизней, помыслов, свершений
в небытие уносит круговерть.

* * *

Рассвет беспечно рассмеялся,
слегка румянцем запылал.
Я никогда так не влюблялся,
я ничего так не искал.

Туман спокойно заклубился,
в лучах играя, заблестел.
Я ни к чему так не стремился,
я ничего так не хотел.

День, погляди-ка, разгулялся,
вовсю раскрашиваться стал!
Я ничего так не боялся,
я ни о чём так не мечтал.

* * *

Дракон летал в бескрайности миров,
взрывая скоростью пространство.
И разгоралось множеством костров
шальное то непостоянство.
То каменные горы он вскрывал,
несметных полные сокровищ,
то с демонов полками воевал,
то дрался с ордами чудовищ.
То отдыхал в диковинных садах,
то мчался в бесконечных безднах.
То появлялся в древних городах,
то на планетах неизвестных.
Но приземлился, радость разглядя,
в краях обетованных самых,
в пустыне, ожидающей дождя,
у входа в неприступный замок.
Подрагивая напряженьем жил,
улёгся тихо на пороге
и крылья многоцветные сложил —
и лижет тебе ноги.

Муравей и Солнце

По кочкам, по выбоинам, между пней,
лишь только солнце взошло,
соломинку тащит муравей,
упрямо и тяжело.

Моя любовь в тыщу раз больше меня,
как груз у того муравья.
Но Солнцем могла бы стать для меня,
я знаю, любовь твоя…

Возрождение

Быть бы художником – и на холсте
запечатлеть твой ясный, чистый профиль,
и сзади – расцветающий картофель,
столь дорогой и редкий в годы те.

К твоей непостижимой красоте
я подбираюсь, словно Мефистофель.
Как Фауст… Слушай, чашку кофе ль,
бокал вина ль сюда – и в полноте

картина вдруг сама начнёт светиться
и музыка польётся в тишине,
и негасимый пламень возгорится,

и лёгкость отразится в глубине,
и волшебство искусством совершится —
ты повернешься, наконец, ко мне.

* * *

Снег падал ядовито-синий
И незаладились дела.
Ты не чертила скользких линий,
ты просто мной пренебрегла.

В дым улетучились поленья,
в песок рассыпалась скала.
Всё кончено. Всему – забвенье.
Ты просто мной пренебрегла.

Живу под теми ж небесами.
Как ты могла, КАК ТЫ МОГЛА!
В болоте чёртики плясали.
Ты просто мной пренебрегла.

* * *

Словно знамение вечер,
талисман, бережно чтимый.
Счастье – это просто ведь встреча,
просто с взглядом любимой.

Весна – и словно я весь в ней,
словно я счастлив уже.
Счастье – это новая песня,
что сама сложилась в душе.

Словно в ночи непроходимой
вспыхнул путеводный огонь.
Счастье – это счастье любимой,
когда она рядом с тобой.

* * *

Ты вся – как дерзость, как начало,
как солнцем взрезанная мгла!
…Ты мне учтиво отвечала —
ведь ты иначе не могла…

И это подлинное счастье —
лицо яснейшее твоё,
глаза – то воплощенье власти,
то отреченье от неё.

и эта гордость Незнакомки,
и нимб Души над головой,
и неожиданно так громкий
и милый-милый голос твой…

* * *

Всё это совершенно неуместно.
Я, как никто иной, об этом знаю.
Но вновь и вновь опять не понимаю:
всё это совершенно неуместно.
Как камушек, что вниз летит отвесно,
вдруг чиркнет, отскочив, скалы по краю…
Всё это совершенно неуместно,
я, как никто иной об этом знаю.

* * *

Нет – это какой-то обман – ты
не можешь такой быть – нет!
Нет, не перетают все льды!
Нет, не пересветит весь свет!

Нет, не разрежет весны шёлк
ангелов хор, вострубя…
…Кажется, кто-то мимо прошёл…
Я – мимо тебя???

* * *
Было всё или нет – так возьми, улыбнись,
ну, так сделай же, правда, поверь.
Ведь цветёт бересклет, ведь цветёт барбарис,
ведь боярышник цветёт теперь.

Ведь рябина уже душновато-нежна,
разве пройдёшь, не заметишь?
Ведь человека, которому ты так нужна,
ты больше не встретишь.

* * *

Я бежал в рассветные степи,
но меня увидала ты
в балагане, в тесном вертепе,
где паясничают шуты.

Что ж, смеяться – твоё право.
И вообще, рассуждая здраво,
трудно было ждать реакции иной,
что ты смеялась надо мной.

* * *

Твоё имя – как остро отточенный карандаш,
как нижняя кромка льда далеко в горах,
как внезапно вспыхнувшее пламя,
как ленивый летний вечер.

Скитаясь по бесконечной Вселенной,
в джунглях философских категорий
и в лабиринтах поэтических образов
я ищу лишь того, что напомнило бы мне
твоё имя.

* * *

Уже совсем другие краски
и воздух, как стекло, прозрачен.
И, ярко-синее в зените,
лазурью небо к горизонту
стекает между облаками.
(Как ярко белое на синем!
А может – синее на белом.)
И облака густеют в тучи,
сначала в розовато-серый,
потом свинцовый, даже чёрный…
И чуть грустны на этом фоне
уже осенние деревья:
немного жёлтого в зелёном.

* * *

Какой утомительный дождь,
и воздух, как речка, течёт,
и, как лист опавший, плывёшь,
куда тебя речка несёт.

И грустно становится вдруг,
и хочется, что – не поймёшь.
Такой заколдованный круг,
такой утомительный дождь…

* * *

Горы растрёпанной ваты
и солнце глядит свысока:
вымыслы великоваты…
И снова я про облака!

Ты скажешь: не зазнавайся,
нос в небо не задирай!
Ты скажешь – «не поддавайся»?
Ты скажешь – «не унывай»?