Михаил Смирнов - С рифмой по жизни (сборник)

От жгучих слов дымит тавро,
Мутя сознание до боли,
Клеймить, желание старо,
Горят заросшие мозоли.
Какое терпкое вино,
Мы пьём, горчит с годами чаще.
А дни, как кадры из кино,
Где плёнка – поезд уходящий.
Нет блеска юности в глазах,
В них утонула радость, видно.
В твоём тавро, хочу сказать,
Нет серебра, что и обидно.

Были мы когда-то рысаками,
С быстрыми ногами и походкой,
Годы молодые ускакали,
Бросив нас на привязи короткой.
Вот идёт красотка, словно пишет,
Рядом бы пройтись молодцевато.
Может и она кого-то ищет,
Наша привязь только маловата.
Праздник женский встретим, не робея,
Сделаем лицо своё попроще,
Вспомним ту красотку, утром бреясь,
И взгрустнём, лицо, представив, тёщи.
В первых числах март ещё капризен,
Снег с морозом солнышко осилят,
Женщины не ждут любовных писем,
Розы ждут на праздник, меньше пилят.

Пространство людское, житейское море,
Оно не имеет границ,
Здесь люди влюбляются, шутят и спорят,
Вся жизнь в выражении лиц.
На лицах волнуются радость и горе,
Штиль и покой лишь во сне,
Житейское море с горчинкой от соли,
А крепость, как в старом вине.
Житейское море не ценно навагой,
Не ловится здесь иваси,
Здесь женщины ценят мужчин за отвагу,
И ловят их в сети свои.
Окружат сетями духов и серёжек,
Наполнят волнением бюст,
Ослепят мужчину сверканием ножек,
А в ЗАГС отведут и добьют.
Мужчины считают, что сами с усами,
А женщины – это улов,
Их ловят не в сети, а просто руками,
Похвастаться всякий готов.
Поймают друг друга, детей нарожают,
А те нарожают своих.
Пусть счастье земное любовь отражает,
На лицах питомцев своих.

В немецкой машине сломалась пружина,
Заклинило весь механизм,
Фортуна к французам подсела в машину,
Но клизму ввела в организм.

Можно выйти замуж, выйти из забоя,
Сложно выйти с комы, проще из запоя.
Можно из цейтнота, выйти в дикой спешке,
И на след енота, выйти на пробежке.
Можно выйти в море, к озеру иль речке,
Покурив у печки, выйти на крылечко.
Можно выйти в люди, став лауреатом,
…Но выйти из себя, можно только с матом.

В январе растревожилось сердце,
Ты дровишек просила взаймы,
Мол сырые свои, не согреться,
Посреди очень долгой зимы.
Я пришёл и принёс, как обычно,
Дров охапку, коробку конфет,
Ты на чай пригласила вторично,
Я тянул, наводя марафет.
А потом мы сидели картинно,
Не сводя глаз с горячей печи,
Пили чай, после паузы длинной,
Ты зажгла на столе две свечи.
В полумраке текли разговоры,
Крепкий чай языки развязал,
Был тот самый – индийский, отборный,
Я б с собой его чуточку взял.
Разговоры велись до пол-ночи,
Но как только забрезжил рассвет,
Прошептала ты мне, что… хочешь,
Раскрыть свой заварки секрет.
…Слышу шепчет жена мне на ухо:
– «Просыпайся, Ванёк, хватит спать,
Я чаёк заварила на кухне,
Ты ж во сне разболтался опять».

Россию можно оболгать,
Просторы алчно глазом мерить,
Но русский дух, ядрёна мать,
При всём желанье не похерить.

Харизма наша – не цинизм,
Снобизм, муляж не будут братом,
Харизма наша – пофигизм,
Кураж погони быстрой с матом.

Европу надо обогнать,
Как рыбу, вытащить на берег,
Пока слаба, ядрёна мать,
Под США поставила свой перед.

Вошёл во вкус, играя роль,
Он миротворца в камуфляже,
Чумы коричневой король,
Паяц с лицом чернее сажи.

Дядя Сэм в своей манере,
Демократии поборник,
Но под мантией на теле
Есть тату, читай – разбойник.
Он залежной Украине,
Обещает кукиш с маслом,
Демократия от Сыма,
…Вещь – взрывоопасна.
Население Востока,
Не подало хлеба с солью,
Власти Киева жестоко,
Жмут мозоль трезубцем с болью.
Здравый смысл перевернулся,
Добродетель не в почёте,
Вий-бендера, вновь вернулся,
Сэму шлёт свой лик в отчёте.
Православный мир стенает,
Вурдалаки на пирушке,
Отчужденья лёд не тает,
Там по детям бьют из пушки.

Ужели Киевской Руси –
Сыны не в силах ей помочь?
Пока пирог не откусил,
Гоните срочно Сэма прочь!

Кэмерон с Барак Обамой,
Узы братские сомкнув,
У Е. эС. трясут карманы,
Даже глазом не моргнув.
Власть Бендерская Трояном,
В Украину внедрена,
Править балом стала рьяно,
Средь майданского дерьма.
Отменить хотят галушки
Обещая бутерброд,
Бьют народу по макушке,
Чтоб держали шире рот.
Крым поставил антивирус,
Чтоб Троян не проскочил.
Чтоб до Вия он не вырос,
Счётчик «рефери» включил.

Будто тесто месят в кадке
языки сварливых жён,
в муже ищут недостатки,
прут со скалкой на рожон.
А моя всех языкастей,
языком, как помелом,
на зубок хоть раз попасть к ней,
перекусит смело лом.
Как то раз приятель Коля,
разговор при ней завёл,
будто я глаза мозолил,
на его жене. Козёл!
Для меня моя красотка,
только мне не повезло,
на слова крепка, как водка,
а язык, как то весло.
Я пришёл в тот день позднее,
скинул с плеч усталый вид,
а жена чертей ста злее.
– «Где шатался? – говорит,
Коля, как в командировках,
ты у Ксении гостишь,
на её татуировках,
клюв свой чижика востришь.
У неё ни кожи-рожи,
да и сам ты, как верблюд,
может быть тебя стреножить,
чтоб дивился честный люд».
У меня, скажу вам, братцы,
злости нет – иммунитет.
Подхожу к ней обниматься,
упираюсь в турникет.
Понеслась душа в потёмки,
света нет, сплошной туннель,
у неё глаза котёнка,
а сейчас так сущий зверь.
Без вины быть виноватым,
это наш мужской удел,
на сюжеты жизнь богата,
но терпенью есть предел.
Санта-Барбара пусть плачет,
отдыхает Голливуд,
пожевал лимон и сдачи,
дал, как истинный верблюд.

Где лечат гланды через зад,
Там плачет сам маркиз де Сад.
Совбез ООН – какой пассаж,
Так сделал Ливии массаж.

Открыли нам власти свой ящик Пандоры,
Утюжат Речник под Москвой трактора,