Эдуард Лимонов - Золушка беременная (сборник)

Всё холоднее и холодней,
А на родной Украине
По сёлам режут сейчас свиней
Да на колодцах иней…

Сверху исходит пронзительный свет,
Вдруг на свинью: «Святая!»
Сердце свиньи вырезает дед,
Ворон кричит, предстоит обед,
Сходят снежинки, тая…

День догорает, хохлы молчат,
Пир предстоит и брагу
В жёлтых кувшинах несут из хат.
Малороссийскую сагу –
Сценка живая «Убой свиньи!» –
Сделает Вам могучей.
Воспоминанья Вам шлю свои,
Плотно закрывшись тучей…

Вся закопчённая, как колбаса,
Режет свиней Украина,
Переговариваясь в полголоса
С мужчиной стоит дивчина…

Что ж, полиэстер на Бульбе штаны,
Но он старик колоритный,
Рядом два хмурые, то сыны,
Щёк не касались бритвы…

Что же, Остап? Ничего, Андрiй!
Батько чего невесел?
Да отвлечёмся, хохлы, от мрiй,
Надобно нам бы песен…

Мелкокалиберные вожди
Сменятся крупнокалиберными?
Жди двухэтажных вождей впереди.
– А что, если будут гибельными?

Тогда наши лысенькие, они,
Миниатюрные, с проседью,
Станут немедленно вроде родни.
В сравненьи с верзилами сосенными…

Уже вот прожит и сентябрь!
И «брь», и «се», и «я»,
Своими ветвями корябрь,
Своими звёздами снуя…

Могучий полевой подъём
Сменился уж упадком сил,
Нет, в октябре мы не умрём,
Но каждый загрустил…

Аграрный и цветастый сон,
Как лето, он прошёл,
И только ворон водружён
На ёлку нагишом…

Строптивый ветреник присел,
И каркает как бес.
От злобы перьями вспотел,
Летел бы лучше в лес!

Нас согревает воротник,
И шапка тяжелит,
И каждый мелкий ученик
Имеет бледный вид…

И снега редкие горсти
Раскидывает твердь,
А мне покой бы обрести,
Чтобы не круть и верть,

Но Гёте олимпийский cool.
Парик, тропинка, парк,
Состарившийся Вельзевул
Ногами стук и шарк.

Заплёванность китайского квартала,
Вонючая китайская еда…
Ты, детка, в Чайна-тауне бывала
Тогда, в семидесятые года?

Спускаешься в подвал, сидят раскосы.
На Канал-стрит над мисками с едой,
И жаркий пар, как дым от папиросы,
Ну, опиумной, едкой бьёт волной…

С улыбками и жёлтыми, и злыми,
Обманут, предадут и завлекут.
Разделают ножами полевыми.
Сейчас же приготовят, коль убьют…

Ну что, моя немытая девчушка,
Мы входим тут в чужую карусель.
Здесь опиум, вот ложка, вот и кружка,
А вот она и мокрая постель…

Здесь гангстеры отбрасывали ноги,
Здесь в жутких шубах из морских зверей,
Актрисы бывшие, стары да и убоги,
Выкуривали трубки поскорей…

Нам подают змею или акулу?
У китаянки под ногтями грязь…
Мы опустились, детка, к Вельзевулу
В его всегда прожорливую пасть…

Простейшая китайская таверна,
Варёных тряпок загустевший смрад…
Вот нюхай, как она воняет, скверна,
Вот как он пахнет, твой предбанник, Ад…

Китай коммунистический? Ты шутишь,
Китай всегда как мыло с молоком,
Смелей, смелей, чего ты носом крутишь…
Ешь саранчу, с подкрылком и брюшком…

Зимой я ложусь с темнотой
И сплю до рассвета,
Обогреваюсь плитой
И жарю себе котлеты…

Я читаю историю Древних времён,
Я Египтом захвачен и увлечён.
Я одет в безрукавку из пуха,
А за окнами сыро и глухо…

Я учёный. Зовут меня Аменхотеп.
Я прогорк, хотя не ослеп.

Всё больше поножовщины и драк,
Всё солнца меньше, а дожди всё гуще,
То, что случилось в Беловежской пуще,
России не переварить никак…

И даже сквозь хмельную даль стакана,
Сжимая заскорузлою рукой,
Раздумываешь, что страна с тобой.
Вдруг натворили три злодея, спьяна…

Раздумывает подлинный мужик.
И хочется кому-то взрезать горло.
Чтобы пришёл бы злыдню бы кирдык,
Ведь до сих пор не легче, так припёрло…

Вот на окне дозревают
Сливы и помидоры,
Словно бы головы догнивают
Кровавого термидора…

О, Робеспьер, и о, нежный и злой
Сент-Жюст…
Ваших волос можжевеловый, молодой
Жёсткий куст…

Кровью пропитан, друзья якобинцы,
Вы термидора для буржуазии гостинцы,
От париков не успевшие освободиться,
В толщу веков Вам, напудренным, вниз
провалиться…

Головы смяты…
Целуют друг друга.
Amies, comradы и браты,
Как вы упакованы туго!

Напротив – дом многоэтажный,
В нём – магазины и кафе,
А также «Альфа-банк» продажный,
Где буква «Фэ» как галифе

У красного кавалериста,
Пылает «Альфа-Банк», кровав
Народной кровью, что игриста…
Пётр Авен, долларов набрав,

С противным Фридманом… Из пушки
Я «Альфа-банк» бы расстрелял,
Все распорол его подушки,
А деньги бедным бы раздал…

Граф пьёт пятые сутки молодое вино,
Он оставил Шато Лафит,
Граф бессмысленно смотрит в ночи порно,
Граф и корчится, и кричит!

Граф оставлен женою его, Жаклин,
Хлыстик, туфельки, пара шляп…
У французского графа английский сплин
И тоска, словно он араб…

Где контесса? Контессы повсюду нет:
В библиотеке, в саду, в окне…
Граф желает, чтобы его к стене
Вдруг поставил Военсовет…