Ольга Парахина - Связь времен

Легионов строй
Не даёт упасть,
Каменной стеной
Ограждая власть.

В Горней выси – свет,
На Голгофе – тьма,
Милосердья нет,
Мир сошёл с ума.

Беспощаден век,
Неуёмна власть,
Бог и человек
Осужден на казнь.

Сколько рук ни мой –
Не отмоешь грех!
Разве ты немой,
Чтобы слушать всех?

Чернь вопит – распни!
Одолей свой страх:
Цезарь и они –
Всё едино – прах.

А Ему дано
Мерой выше мер:
Претворять в вино
Воду низших сфер,

Поднимать с одра,
Возвращать из тьмы.
Мудрость не мудра,
Где не властны мы.

Святость древних книг
Заменил обряд.
Жизнь – единый миг,
И Завет не свят.

Уж который век
Тает в небе вздох –
Этот человек
Был рожден как Бог.

На глазах у всех
Умирает Он,
Неискупен грех,
Бесконечен стон.

Опустилась мгла,
Содрогнулась твердь,
Над холмом крыла
Распростёрла смерть.

Раскатился гром,
Раскололась тьма,
С неба пал огонь
На кресты холма.

Кровью смыло грех.
Вдаль ушла гроза.
Он погиб за всех.
Небо – как слеза.

Превратилась кровь
В веру и слова,
Бог – всегда любовь.
И любовь жива.

Но отмерен срок
И наступит свет.
И воскреснет Бог,
Значит – смерти нет!

Г де солнце золотит священный камень,
С горою слит исчезнувший ковчег,
Сокрытый тайно на глазах у всех
Между ложниц божественных скрижалей.

Неведом людям истинный Синай,
Где глубоко Завет упрятан в недра.
Иссох родник от времени и ветра.
Бог никому не открывает тайн.

Там, где склон безжизненно сух,
Куст на скалах горит огнём,
Словно в нем воплотился Дух
И навеки остался в нём.

О н погладил камень рукой,
Глянул в небо без птичьих стай
И подумал: вот ты какой,
Вход в давно обещанный рай!

Нету речек в море песка,
Голый камень гладок и строг.
И в глазах у людей тоска –
Неужели забыл их Бог?!

Сколько длится уже исход?
Ноги сбиты в песках времён,
Над горою горит восход.
Тяжки судьбы иных племён…

То ли ропот, а то ли стон,
Словно марево над землёй.
Тот, кто был однажды пленён,
Этот плен понесет с собой.

Но он знает, что за горой
Завершается долгий путь.
И рассветной тихой порой
Сел в последний раз отдохнуть.

За горою этой вдали
Всё народу его дано,
И плывет от дивной земли
Воздух, сладостный как вино.

Там народ его обретёт
Свой указанный Богом дом.
Он один на горé умрёт,
Для него не будет «потом».

У последней черты своей
На камнях он сел отдохнуть,
И сказал себе Моисей:
«Труд мой кончен, и кончен путь.

Я же выполнил всё, что мог,
Я привел их сюда сквозь тьму
Так, как мне заповедал Бог,
Так, как я обещал Ему.

Посох мой о дороги сбит –
Повелитель вод и огня.
Жизнь во мне хоть ещё горит,
За горою нету меня.

Внемля голосу с вышины,
Я познал невозможный свет.
Я услышал гром тишины.
Вопросив, получил ответ.

Мне дарила воду скала
И кормила манна с небес.
Жизнь моя почти истекла,
И утратил мой посох вес».

Он погладил камень рукой –
Вот и близок конец пути.
Скоро он обретёт покой,
А народу пора войти

В ту страну, где его душа,
Где сладки молоко и мёд.
И уже почти не дыша,
Напоследок шагнул вперёд,

Посох пастырский к небу вздел –
Он исполнил данный обет
И привёл их в родной удел.
Он их вывел из тьмы на свет!

С неба ясного рухнул гром
И упал огонь золотой.
Он обрёл вожделенный дом
И навеки обрёл покой.

Н ад Венецией гуляет тёплый ветер,
И вода в каналах тяжко шевелится,
На дворе семидесятипятилетье –
Дата, ей уже империя гордится!

А дела у той империи не гладки,
Хоть теперь она и стала чуть обширней,
Ей приходится сейчас совсем не сладко.
Дух поэта бродит меж смолистых пиний.

На Васильевский он больше не вернётся –
Там горюют тени сгинувших навечно.
Если вдруг опять империя проснётся,
Лучше спать вдали, под кипарисной свечкой.

Говорят теперь, что был он патриотом,
Что беды забыть язык родной боялся,
И что Нобеля добыл кровавым потом,
Что по миру в поисках себя скитался.

Говорят, что он-то был в душе имперцем,
И страдал всю жизнь от этого разлада,
Надорвал своё замученное сердце
Потому, что жил не так, как было надо.

Будто слишком уж упёрто и упрямо
Постигал всю жизнь, что истинно, что ложно,
А в стране одни остались папа с мамой,
И забрать к себе их было невозможно.

Для империй недоступно покаянье,
Только грубый разговор с позиций силы.
Раз навечно было это расставанье,
Пусть душа его гуляет между пиний.

И пускай под скромной кипарисной сенью
Вечно мирно почивает прах остылый,
Чтоб империя своей могучей тенью
Не закрыла солнца над его могилой.

П оэта порвала стая,