Юрий Домбровский - Обрывки памяти

Многие с тобою были,
Милой называли.
Наигравшись, уходили
И не возвращались.
Молодой была, красива
И к себе не строга.
Всё подругу поносила:
«Эх, ты… недотрога!» —
«Всё одна, одна, одна —
Вон их сколько много.
Отдавай себя до дна.
Эх, ты… недотрога!»
А подруга замуж вышла —
Взрослые уж дети.
Только ты, так вышло,
Одна, как перст на свете.

«Ты просто не любил меня», —
Сказала, словно отрубила.
Ах, не любил бы я тебя,
Когда б меня ты не любила.

Сбросила с себя шелка,
Перед зеркалом – нагая.
То близка, то далека —
Узнаёшь, не узнавая;
Прелесть тела велика…

Смугло тело, бела грудь,
Скат лобка, крутые бёдра —
С переливом, словно ртуть.
Отряхнула косы бодро —
Разгляди и не забудь…

Как пьянит нагое тело!
Обниму тебя несмело,
Зацелую допьяна.
Не нужны сейчас слова —
Нужно дело…

Опять перед глазами
Бледный лик печальный, —
Не ласкать глазами;
В платье ты венчальном.

Поцелуй прощальный —
Слишком запоздалый.
Позднею печалью
Раскаяние стало.

Смыли уже ливни
Всё, что сказкой было.
Только лик твой дивный
Сердце не забыло.

Не стал бы целовать,
Да невтерпёж губам.
Не стал бы обнимать,
Да хочется рукам.

Не стал бы говорить
Нежные слова,
Да пламенем горит
Бедова голова.

Не лёг бы я с тобой,
Да к тёплому привык.
А ссориться с собой
Отвык, совсем отвык.

«Ну, что ж, забуду как-нибудь», —
Сорвалось с губ, чуть слышно.
Решила голова – забудь!
Да с сердцем вот не вышло…

Всё ушло. Ушло волненье,
Что сжимало грудь щемяще.
Появилось уж терпенье,
Да и грусть не та, что раньше.

Как страницы толстой книги
Шелестят недели, годы.
Раньше был я в меру тихий,
А теперь – другой породы.

Будто старую пластинку
Прокрутил в сознанье где-то.
Раньше я любил блондинку,
А теперь люблю брюнетку.

Зацелована, избалована,
Нежною лаской охвачена, —
Ты всего лишь моя знакомая.
От чего ж пред тобою так скованно
Я держусь? Иль напрасно утрачены
Мои мысли, как камни тяжёлые?
Или плечи твои полуголые
Заставляют быть сумасшедшим?
Или шутки – беспечно весёлые,
Или голос, с неба сошедший?
Ты взглянёшь на меня лукаво,
Слегка головкой кивнёшь,
Пройдёшь походкою плавной
И, словно горькой отравой,
Сердце моё обольёшь.
Зальётся лицо глупой краской —
Ты кажешься мне недоступной.
В твоих окажись я ласках,
И, словно в волшебных сказках,
Счастливый конец наступит.
Вот целуют тебя приветливо —
Ревностью глупой томлюсь.
Подойти к тебе не решусь.
Закрывшись густыми ветвями,
Опущу глаза, отвернусь…

Яснее звёздочки во тьме,
Яснее эха в тишине,
Ясней небесной сини,
Ясней морщинок-линий,
Ясней дневного света,
Ясней стихов поэта,
Яснее всего ясного,
Ясней всего прекрасного,
Ясней, чем чистая слеза —
Вот эти ясные глаза!

Ах, сердце, сердце,
Моя загадка;
То сладко мне,
То скверно, гадко.
То обожаешь ты,
То ненавидишь.
То в белом —
Чёрное ты видишь.
То избираешь ты,
То отвергаешь.
Порой, что делаешь —
Не угадаешь.
Удар к удару —
Стучишь в груди.
Что будет дальше —
Узнай, пойди…
То сладко мне,
То скверно, гадко.
Ах, сердце, сердце,
Моя загадка…

Опера «Севильский цирюльник» —
Звучит ария Фигаро.
Стол освещает будильник.
Слушаю, – и мне всё равно.
Пусть хоть там сам
Мефистофель
Рвёт себе глотку,
Мне б сейчас
в комфортабельный
мотель —
Пить русскую водку.
Фигаро сменяет Онегин —
Поёт о несчастной любви.
Да пусть хоть
Эвелин Веги,
Всё равно сижу я один.
Выключаю транзистор —
отвратительно воет.
Ненаглядная моя так далеко.
Душа моя стонет и ноет,
И я с горя пью…
молоко.

Тоска водою разлилась,
Печалью ум заполонила.
Зачем сказала ты смеясь,
Что всей душой меня любила?
Зачем кокетничала ты?
К себе ведь жалость вызывала.
Ещё не видела беды
И с сердцем, как с огнём, играла.
Ах, жаль, что так случилось,
Но то, наверно, рок судьбы.
Уж синева фатой накрылась,
Уже в венчальном платье ты.

Померкли радужные краски,
Закрылись серою портьерой.
И то, что было раньше сказкой,
Овеянною нежной лаской,
Вдруг стало ложью и химерой.
Бледнее стал фиалок цвет.
Туман не отдаёт уж бирюзой.
Найти я не могу ответ —
Моя вина здесь или нет…
И душно, как перед грозой.

Ах, жизнь-копейка,
Ах, жизнь-табак!
Опять зовут друзья
С собой в кабак.
Опять целую
В помаде губы.
Гремят гитары,
Воют трубы.
Поп-музыка —
Дань молодым.
С вином смешался
Табачный дым.
Опять в помаде
Рубахи ворот.
В ночной прохладе
Я слышу топот.
Я снова в драке —
Хмельной задор!
В вечернем мраке
Ах, жизнь-копейка,
Ах, жизнь-табак!
Опять зовут друзья
С собой в кабак…

Ой, разбужена грусть осенняя,
Осень Пушкина, грусть Есенина.
Небо тучами одевается,
В синеве своей сомневается.
Отчего печаль расплескалась вся?
Почему не жаль былых радостей?
Не жалею я тех разлук и встреч,
Лебединых рук, белых, нежных плеч.
Милых сладких губ не зову уже.
Осень хмурая разлилась в душе.
Осень Пушкина, грусть Есенина.
Ой, разбужена грусть осенняя…

Верно понапрасну
раздарил себя.
Нет того огня,
Что пылал беспечно
и казался вечным…
Тускло лампа светит
над моим столом.
Сердце моё бредит
не розовым стихом.
Расплескались мысли,
как с травы роса.
В сумраке повисли
карие глаза,
Что с ума сводили…
Любили?
Да, любили…