Михаил Бурляш - Девушка-огонь. 13 историй любви

– Так откуда она взялась-то, Вика эта? Ты ж говоришь, она в Германию эмигрировала… Сочиняешь небось, а Тихоня? – Сеня был уверен, что это очередная байка, до которых так охочи зэки с подвешенными языками. Впрочем, Тихоня к таким не относился. Обычно молчаливый, он всегда был погружен в свои мысли, время от времени что-то записывая обглоданной ручкой в толстый потертый блокнот…

– Тут целая история, Сеня, не иначе как Провидение. Ну, или Судьба. Или счастливое совпадение. Как тебе удобнее, так и считай. Умерла её бабка по отцовской линии, и завещала ей дом, рядом с городком, где мать моя живёт. Она приехала продавать дом… и ей попалась газетка с моими стихами. Говорит, как током её ударило. Пошла к матери, та говорит, был месяц назад, уехал в Москву. Я матери адрес приятеля оставлял, у которого собирался перекантоваться. Вика до приятеля добралась, тот руками развёл «не приезжал, мол, Тиха». Ну и стала искать меня. Два месяца почти искала. И вот нашла, в больнице, без памяти…

– Так ты ж её вспомнил!

– Вспомнил, да. И её, и вообще всё сразу на место в голове встало… И как будто не было этих двадцати пяти лет, Сень… Забрала она меня из больницы, отмыла, отчистила, и засиял я как новенький полтинник. И в первый же вечер стихотворение это написал ей, когда на машине в Москву ехали… Метеорами на землю счастье падает в ночи… Оказалось, что она журналистка, работает в крутейшем немецком журнале… «Бригитта» называется, слышал про такой? Была замужем, развелась, стала Викторией Хеллвиг, на немецком говорит, как ты на матерном… Шикарная, красивая, успешная… и МОЯ, понимаешь? Я сначала даже не поверил такому счастью. Зачем я тебе, Вик, говорю? Я же бродяга. Ни дома, ни профессии, одни карманы пустые. А она говорит: «Тиша, я тебя всю жизнь вспоминала. Ты мне нужен… Я заберу тебя в Германию…» И за тот месяц, который мы прожили вместе в Москве, сделала и паспорт мне и визу шенгенскую… Это был самый счастливый месяц в моей жизни, Сеня…

– А песня-то? С песней-то как получилось? – Кацман всё никак не мог поверить в то, что Тихоня и впрямь автор известного на всю страну шлягера.

– С песней всё просто. Когда мы начали обсуждать жизнь нашу дальнейшую, Вика сказала, что я могу стихами зарабатывать. Так и сказала «на каждый товар есть свой купец, Тиша, главное найти его». Позвонила туда-сюда, редактору какому-то музыкальному, подруге с телевидения, ещё кому-то… Она же в журнале этом немецком светскую хронику вела. Такими знакомствами обросла, Сень, что нам и не снились… Ну и в один из вечеров мы уже ужинали вместе с этим, с композитором известным… с Турбиным… Вика показала ему стихи, он заинтересовался, пообещал, что напишет музыку и даже знает кому «хит» продать… И уже перед самым нашим отъездом в Германию позвонил, сказал, чтобы за своей долей гонорара приезжали…

У Кацмана заблестели глаза. – Сколько же тебе за песню заплатили? – спросил он затаив, дыхание.

– Я уж и не помню, Сень, – Тихон с головой ушёл в свои воспоминания, – что-то около тысячи долларов. По тому времени хорошие деньги были. А для меня так и вообще немыслимые…

– Штука баксов! – Кацман аж присвистнул, – иди ты! И что же дальше было? Ты улетел в Германию?..

Тихон посмотрел на него как на малыша-несмышлёныша и грустно улыбнулся.

– Когда мы приехали в аэропорт, у меня был целый чемодан вещей. Знаешь, я до этого считал роскошью те времена, когда у меня было две рубашки, а тут целый чемодан… Аэропорт мне понравился – такой красивый, сверкающий. И в то же время пугающий. Как рубеж в другую жизнь. Шереметьево… Мы встали в очередь на регистрацию. С нами был ещё немец один, какой-то приятель её давнишний, Ульрих. Так получилось, что летел с нами. И вот стою я в этой очереди, а внутри такое чувство, что ещё немного и я совершу что-то непоправимое. Как будто в пропасть шагну. Смотрю на Вику, она такая счастливая, красивая такая… Сердце сжалось… Поцеловал её и говорю: «Викуль, отойду на минутку, воды купить, а то в горле пересохло». Она кивает. И тут Ульрих этот, будь неладен, напросился со мной, мол, в туалет надо. Пошли мы, а у меня сердце стучит так, как будто не в груди оно у меня… а как будто я внутри колокола церковного, и он прямо по голове меня бьёт. Проводил немца до туалета, и пока он там был, написал записку Вике. Прямо страницу из паспорта своего заграничного вырвал и написал. Отдал Ульриху, говорю: «Вике отдай, а я щас подойду». А сам вышел на улицу, и побежал. Бегом побежал оттуда, Сень… Куда глаза глядят… Даже вроде плакал, помню, а может дождь шёл на улице…

– Так ты так и не улетел что ли? – просил Кацман, не в состоянии осмыслить услышанное и уложить эту невероятную историю в рамки своей простенькой жизненной философии, вмещающейся всего в два слова: «умей устраиваться».

– Не улетел, Сень… – Тихон, казалось, и сам не мог поверить в то, что эта история и вправду случилась с ним. – Что я мог ей дать? Стать лишней обузой? Да и не для меня такая жизнь, Сеня. Я ж бродяга… Я не умею жить в витрине.

Кацман разлил остатки самогона по стаканам и пригорюнился. Тихон замолчал и впал в своё обычное состояние отрешенности. И только дешёвые механические часы на его руке тикали как и прежде размеренно и ритмично.

***

…Унылый и густой звук «балды» вспугнул крыс пригревшихся на одеяле. Пустив клубы пара, Кацман с трудом прогнал липкую дрёму и присел. Вставать не хотелось. Отряд, гремя табуретками и башмаками, собирался в столовую.

– Блин! Козья порода! Иди сюда!

Услужливый, с блуждающим взглядом шнырь нарисовался, как джин из бутылки.

– Возьми банку, притащишь птюху и кашу. Скажи Тихоне, чтобы чеплак вскипятил. – Кацман протянул ему лошпарь чая и снова откинулся на остывшую подушку. Очередное утро, не сулящее никаких перемен, началось. «Ну и небылица же мне приснилась» – подумал Кацман, на минутку нырнув обратно в тёплую дрёму, и не открывая глаз, вдруг тихонько напел сам себе: «метеорами на землю счастье падает в ночи…»

Светлана: «Накануне европейского рождества мне выпал «счастливый билетик» – поездка в Вену, на годовое собрание компаний нашего холдинга. В самолёте я уснула и мне приснилась ёлочка из самоцветов, которая переливалась всеми цветами радуги…

В венском аэропорту со мной случилось небольшое происшествие, с которого всё и началось. Так и не привыкнув к чемоданам на колёсиках, я несла на плече вместительную дорожную сумку. И вдруг, едва я успела встать на эскалатор, сумка неожиданно рухнула с моего плеча и покатилась по ступенькам вниз…»

Карлос: «Я шёл к выходу из аэропорта, предвкушая долгожданный отдых, когда услышал женский вскрик. Повернувшись, я увидел, как по эскалатору вниз летит чья-то большая дорожная сумка. За пару секунд сумка оказалась в самом низу лестницы, где я её благополучно поймал. Это произошло машинально – сработал рефлекс лётчика и спортсмена. Следом за сумкой на меня чуть не свалилась её взволнованная хозяйка, весьма симпатичная. Оказалось, что у сумки оторвалась ручка… Девушка мне понравилась, а когда я понял, что она русская, был очень заинтригован – с русскими девушками я ещё не был близко знаком…»