Владимир Колабухин - Заходи, апрель! Стихи разных лет

VI

Лишь бы ты улыбалась, как прежде!
И тогда уж – в любые края
В день ли сумрачный, вечер ли снежный,
На грядущую встречу в надежде,
За тобою последую я,
От людей своих чувств не тая.

VII

От людей своих чувств не тая,
Сколько раз среди них я стоял.
И сегодня их взгляды ловлю,
Всё плохое с друзьями стерплю:
Боль утрат и злословье невежды…
Лишь бы ты улыбалась, как прежде

Привокзальная площадь.
Расслабляющий зной.
В белоствольную рощу
Мы спешим в выходной.

Там из лиственной сени
Засквозит благодать.
Будут шорохи – тени
По берёзам плясать.

Будет рядышком где-то
Лепетать родничок,
Под ногами – дуплетом —
Гулко хрустнет сучок.

Будут гроздья рябины
Наливаться красой,
Будут руки любимой
Пахнуть пряной росой.

Забылись липы в чутком сне…
И что под новый год им снится?
Сиреневый, в неоне, снег
Упрямо льнёт к моим ресницам.

В сиянье радужных огней —
Повсюду буйство карнавала…
Вдруг показалась ты в окне!
И ничего вокруг не стало.

Лишь ты одна – и тишина.
Исчезли краски все и звуки.
Ты ждёшь меня, моя жена,
И я твои целую руки.

Я помню всё. Метель мела
По опустевшему перрону
И ты, в снегу, белым – бела,
Спешила к моему вагону.

И вот к окошку подошла
И, вскинув снежные ресницы,
Меня среди других нашла
И взглядом позвала проститься.

О, что бы мне забыть тогда
Про нашу глупую размолвку
И не твердить, что ты горда,
Не упрекать всё без умолку!

Но мой состав крутой дугой
Поплыл вдоль белого вокзала.
И сеткой снежной и тугой
Метель к столбу тебя вязала…

Теперь за всё себя корю
И взгляд твой грустный вспоминаю.
И в муках памяти горю,
И без тебя как жить – не знаю.

– Что тебе пожелать
В новогоднюю ночь?

– Чтобы были у нас
И сыночек, и дочь.

– Что тебе подарить
В новогоднюю ночь?

– Подари мне себя,
Без тебя мне невмочь.

– Что тебе обещать
В новогоднюю ночь?
– Коль изменишь ты мне —
Сгинешь с глаз моих прочь!

Ещё снега.
Ещё тоскую
О солнце,
О траве зелёной.
А он…

А он уже токует —
В березняке —
Косач влюблённый!

Ах, Нателла! Годочков немало
Пролегло между нами межой.
Помнишь, ты на судьбу мне гадала:
Мол, живу не своей, а чужой.

Мол, наложено было заклятье…
«Дай червончик – сниму, дорогой».
И десятку мою в ворох платья
Мигом спрятала ловкой рукой.

«Будешь ты и богатый, и знатный,
Дай ещё мне хоть пару рублей…»
И стоял, по натуре не жадный,
Я как столб, пред ведуньей своей.

Понеслись мои юные годы,
И хоть смейся с досады, хоть плачь —
Словно град, повалили невзгоды
И ни в чём не бывало удач.

Ждал я счастья, хоть самую малость.
А изведал лишь горе и боль.
Но потом – всё сбылось, как вещалось,
Даже встретил большую любовь.

Может, впрямь ты, цыганка сумела
Чей – то злой наговор отвести?
Я воскликну: «Спасибо, Нателла!»
Если свидимся вновь на пути.

Опять синеглазый рассвет
Из сада в окно выплывает,
В душе моей ласковый след
На годы вперёд оставляет.

С ним буду я жить и любить,
Стихи сочинять о любимой…
И с ним не смогу я забыть
Берёзовый край мой родимый!

Мне снился хлеб,
Такой душистый —
Глаза б вовек
Не открывать.
«Вставай, сынок.
Опять фашисты.
Опять летят!» —
Металась мать.

Мне было жаль
Расстаться с хлебом.
Но пушки грохали в ночи
И, словно ножницами,
Небо
Кромсали белые лучи.

И в погребушку,
Оглушённый,
Я лез за мамою, бочком…
И вслед крестам на крыльях чёрных
Грозил
Бескровным кулачком.

То было время грозовое:
Земля и небо – всё в огне.
И город наш, что под Москвою,
Был с фронтовыми наравне.

И там, и тут рвались снаряды,
Дома валились и сады,
Не то, что хлебу – были рады
Мы горьким щам из лебеды.

Но что они для карапузов,
Те щи пустые – лишь вода…
И, подтянув к груди рейтузы,
Мы к свалке двинулись тогда.

Был слух такой: туда порою
Из кухонь всех госпиталей
С картофельною шелухою
Бросали клубни погнилей.

Лишь бурый гипс да бинт кровавый
На свалке этой мы нашли.