Зинаида Гиппиус - Стихотворения. 1903–1909

Твой остов прям, твой облик жёсток,
Шершавопыльный – сер гранит,
И каждый зыбкий перекресток
Тупым предательством дрожит.

Твое холодное кипенье
Страшней бездвижности пустынь.
Твое дыханье – смерть и тленье,
А воды – горькая полынь.

Как уголь, дни, – а ночи белы,
Из скверов тянет трупной мглой.
И свод небесный, остеклелый
Пронзен заречною иглой.

Бывает: водный ход обратен,
Вздыбясь, идет река назад…
Река не смоет рыжих пятен
С береговых своих громад,

Те пятна, ржавые, вскипели,
Их ни забыть, – ни затоптать…
Горит, горит на темном теле
Неугасимая печать!

Как прежде, вьется змей твой медный,
Над змеем стынет медный конь…
И не сожрет тебя победный
Всеочищающий огонь, –

Нет! Ты утонешь в тине черной,
Проклятый город, Божий враг,
И червь болотный, червь упорный
Изъест твой каменный костяк.

Ты пойми, – мы ни там, ни тут.
Дело наше такое, – бездомное.
Петухи поют, поют…
Но лицо небес еще темное.

На деревья гляди, – на верхи.
Не колеблет их близость рассветная…
Всё поют, поют петухи, –
Но земля молчит, неответная…

Над темностью лампады незажженной
Я увидал сияющий отсвет.
Последним обнаженьем обнаженной
Моей душе – пределов больше нет.

Желанья были мне всего дороже…
Но их, себя, святую боль мою,
Молитвы, упованья, – всё, о Боже,
В Твою Любовь с любовью отдаю.

И этот час бездонного смиренья
Крылатым пламенем облек меня.
Я властен властью – Твоего веленья,
Одет покровом – Твоего огня.

Я к близкому протягиваю руки,
Тебе, Живому, я смотрю в Лицо,
И, в светлости преображенной муки,
Мне легок крест, как брачное кольцо.

О, почему Тебя любить
Мне суждено неодолимо?
Ты снишься мне иль, может быть,
Проходишь где-то близко, мимо,

И шаг Твой дымный я ловлю,
Слежу глухие приближенья…
Я холод риз Твоих люблю,
Но трепещу прикосновенья.

Теряет бледные листы
Мой сад, Тобой завороженный…
В моем саду проходишь Ты, –
И я тоскую, как влюбленный.

Яви же грозное лицо!
Пусть разорвется дым покрова!
Хочу, боюсь – и жду я зова…
Войди ко мне. Сомкни кольцо.

Дышит тихая весна,
Дышит светами приветными…
Я сидела у окна
За шерстями разноцветными.

Подбирала к цвету цвет,
Кисти яркие вязала я…
Был мне весел мой обет:
В храм святой завеса алая.

И уста мои твердят Богу
Сил мольбы привычные…
В солнце утреннем горят
Стены горницы кирпичные…

Тихо, тихо. Вдруг в окне,
За окном, – мелькнуло белое…
Сердце дрогнуло во мне,
Сердце девичье, несмелое…

Но вошел… И не боюсь,
Не боюсь я Светлоликого.
Он как брат мой… Поклонюсь
Брату, вестнику Великого.

Белый дал он мне цветок…
Не судила я, не мерила,
Но вошел он на порог,
Но сказал, – и я поверила.

Воля Господа – моя.
Будь же, как Ему угоднее…
Хочет Он – хочу и я.
Пусть войдет Любовь Господняя…

Ночные знаю странные прозрения:
Когда иду навстречу тишине,
Когда люблю ее прикосновения,
И сила яркая растет во мне.

Колдует ли душа моя иль молится, –
Не ведаю; но радостна мне весть…
Я чую, время пополам расколется,
И будущее будет тем, что есть.

Все чаянья, – все дали и сближения,
В один великий круг заключены.
Как ветер огненный, – мои хотения,
Как ветер, беспреградны и властны.

И вижу я, – на ком-то загораются
Сияньем новым белые венцы…
Над временем, во мне, соприкасаются
Начала и концы.

Я ждал полета и бытия.
Но мертвый ястреб – душа моя.
Как мертвый ястреб, лежит в пыли,
Отдавшись тупо во власть земли.
Разбить не может ее оков.
Тяжелый холод – земной покров.
Тяжелый холод в душе моей,
К земле я никну, сливаюсь с ней.
И оба мертвы – она и я.
Убитый ястреб – душа моя.

Я не могу покоряться людям.
Можно ли рабства хотеть?
Целую жизнь мы друг друга судим, –
Чтобы затем – умереть.

Я не могу покоряться Богу,
Если я Бога люблю.
Он указал мне мою дорогу,
Как от нее отступлю?

Я разрываю людские сети –
Счастье, унынье и сон.
Мы не рабы, – но мы Божьи дети,
Дети свободны, как Он.

Только взываю, именем Сына,
К Богу, Творцу Бытия:
Отче, вовек да будут едино
Воля Твоя и моя!

Страшное, грубое, липкое, грязное,
Жестко-тупое, всегда безобразное,
Медленно рвущее, мелко-нечестное,
Скользкое, стыдное, низкое, тесное,
Явно довольное, тайно-блудливое,
Плоско-смешное и тошно-трусливое,
Вязко, болотно и тинно застойное,
Жизни и смерти равно недостойное,
Рабское, хамское, гнойное, черное,
Изредка серое, в сером упорное,
Вечно лежачее, дьявольски косное,
Глупое, сохлое, сонное, злостное,
Трупно-холодное, жалко-ничтожное,
Непереносное, ложное, ложное!

Но жалоб не надо; что радости в плаче?
Мы знаем, мы знаем: всё будет иначе.

Я к монастырскому житью
Имею тайное пристрастие.
Не здесь ли бурную ладью
Ждет успокоенное счастие?

В полночь – служенье в алтаре,
Напевы медленно-тоскливые…
Бредут, как тени, на заре
По кельям братья молчаливые.

А утром – звонкую бадью
Спускаю я в колодезь каменный,
И рясу черную мою
Ласкает первый отсвет пламенный.

Весь день – работаю без дум,
С однообразной неизменностью,
И убиваю гордый ум
Тупой и ласковой смиренностью.

Я на молитву становлюсь
В часы вечерние, обычные,
И говорю, когда молюсь,
Слова чужие и привычные.

Так жизнь проходит и пройдет,
Благим сияньем озаренная,
И ничего уже не ждет
Моя душа невозмущенная.

Неразличима смена дней,
Живу без мысли и без боли я,
Без упований и скорбей,
В одной блаженности – безволия.