Светлана Мостыка - На закате. Маленькие рассказы длиною в жизнь

Обняв его на прощание, она сказала, что любит. Он нежно коснулся ее волос и ответил неожиданно: «Я знаю», – с легкой усмешкой, обескуражив ее этим. Она внезапно поняла, что сделала ошибку. Теперь мужчине будет неинтересно. Этот – охотник и берет все, что сам захочет. А теперь игра исчезла и ему будет неинтересно. Приятная встреча заканчивается эмоционально, но с уже понятным и логичным закатом, видимым на горизонте.

Танец

Мы в медленном танце в порыве хмельном

Танцуем, обнявшись с тобою,

И мир весь вокруг в полумраке цветном

Как в море нахлынул волною.

Вокруг тихо музыка вихрем кружа

В полет нас влечет и уносит,

И ритм твой дыхания, губами ловя,

до сердца мне трепет доносит.

И время как будто для нас замерло,

А мир весь плывет пред глазами,

Слова не нужны, ведь так суждено

Сказать про любовь между нами.

Он вошел в комнату для сотрудников с видом хозяина. Высокий, красивый, хорошо сложенный мужчина с седыми прядями слегка волнистых волос, внимательным взглядом миндалевидных серых глаз со слегка опущенными у висков уголками. Она его увидела впервые. Девушка только вчера приехала на работу в этот город и ожидала прибытия будущего начальника, но совсем не думала о том, как он выглядит.

Открыв резко дверь, мужчина замер, увидев ее. Их глаза встретились, и девушка почему—то не смогла отвести взгляд. В голове мелькнула мысль: «Какой интересный….понравился…, но нет… нет… НЕТ! Он же начальник».

Он был уверенный в себе мужчина около сорока лет, она стажерка после университета, двадцати двух лет, направленная на практику в этот город за несколько тысяч километров от дома. Мужчина, словно почувствовав некую опасность, распределил девушку на работу не в свое отделение, а в другое, двумя этажами выше. Однако по работе они все равно пересекались каждый день. Девушка показывала равнодушие в отношении начальника, несмотря на то, что сердце начинало невольно трепетать при каждой их случайной встрече. Мужчина же обижался на равнодушие и настойчиво пытался с ней флиртовать.

Однако в определенный момент притворяться равнодушной уже не было сил, и, перейдя некую черту, оба ощутили энергию притяжения, которая была сильнее рассудка. Рядом им стало находиться трудно, ибо у девушки почему-то начинала кружиться голова, но это головокружение было безумно приятно.

Границы все были стерты на дне рождения начальника, когда была устроена грандиозная вечеринка в столовой. Девушка почти ничего не пила и практически не ела. Веселилась, танцевала. Мужчина общался со всеми гостями, но постоянно наблюдал за ней. На один из медленных танцев он сам ее пригласил. Они обнялись и стали следовать за красивой мелодией, где певец им приятным голосом из магнитофона напевал о своей жизни и сообщал некой своей избраннице, что она его жизнь. Мужчина внезапно спросил: «Хочешь я тебя поцелую?» И, не дождавшись ответа, нежно, но уверенно поцеловал ее в приоткрытые для ответа губы. Девушка забыла, где она находится. Этот поцелуй ее унес в другое измерение. Когда она вернулась в реальность, то не поняла, сколько прошло времени: играла уже другая мелодия, ритмичная, и все вокруг весело двигались в такт настроения, а она и он так и стояли обнявшись. Она безумно захотела его сама поцеловать, впервые в жизни, но с такой уверенностью, как будто знала, что делает. Ее ответный поцелуй был не менее страстный и головокружительный. Они не могли и не хотели оторваться друг от друга. Время шло, мелодии сменяли одна другую, некоторые танцующие вокруг уставали и уходили, подходили новые. Только для них двоих как будто продолжала играть та самая красивая мелодия, но уже с рассказом об их жизни.

Никольская колокольня. Волга. Калязин.

На улице было очень жарко. Лето, которое никак не хотело начинаться и больше напоминало осень, вдруг решило вступить в свои права. Поздно. Скоро уже август. Дни потихоньку убавляются.

А жара была не очень кстати. Находиться в больнице в центре столицы, когда на улице жарко, открыты все окна и ты рискуешь на сквозняке еще и простудиться – очень неприятная ситуация. Но делать нечего.

Мучение сидеть на жестком стульчике целый день у кровати сына. Но операция необходима, и помощи ждать неоткуда.

По сравнению даже с прошлым годом в больнице видно прогрессирование кризиса. Еда все скуднее и беднее. Новой аппаратуры и методик не наблюдается. Стабильны только кадры и их мастерство.

Да, еще охрана. Пройти даже в палату к ребенку, чтобы за ним ухаживать, стало труднее, чем пройти таможню. Паспорта, определенное время, а врачи и их слово – не указ. Больше это похоже на злоупотребление полномочиями под предлогом антитеррористической работы. Ведь нет никаких металлоискателей, досмотра, и по факту можно в сумках пронести атомную подлодку.

В палате все пациенты объединены одной бедой и помогают друг другу. Давно не видела такого единения. Воистину, перед общей бедой – болезнью – люди становятся людьми. Часто в одной палате находятся совершенно несовместимые вне стен больницы люди, и во время неизбежных рассказов в процессе общения, без которых просто скучно в больнице, видна вся жизнь человека. Но никто не спорит и не рвется в бой за какую—нибудь свою идею. Мужчины спокойно, доброжелательно и с пониманием терпят присутствие в их палате женщины, даже когда пришлось после операции там ночь провести на стульчиках около сына.

А снаружи идет прежняя жизнь на выживание.

Не люблю Москву. Не люблю ее суету, толпы спешащих людей с безразличными и уставшими лицами, шум нескончаемого потока машин и бестолковость огромных расстояний, которые надо преодолеть пешком, чтобы достичь точки назначения. Офисы, банк, ресторан, опять банк, ресторан, снова банк, ресторан. Где же аптека? Где магазин? Опять банк и ресторан. Такое впечатление, что вся Москва работает в банках и питается в ресторанах. Да, еще в каждой арке и у каждой двери стоит важно охранник с каменным лицом, как будто идет война.

В магазинах недалеко от больницы все специально дорого, порой цены на ходовые товары завышены в два, а то и больше, раза. Особенно тяжело тем, кто в больнице лежит один. У них нет выбора. Я могу уйти подальше от больницы в поисках супермаркета, где все—таки цены достойные. Горько и неприятно только то, что для создания комфорта простым людям никто у нас по традиции не думает.