Александр Решетников - В львиной шкуре [СИ]

— Ты чего туда попёрса? — спрашивал Черныш у помятого и мучившегося головной болью Сомова.

Вчера вести разговор с Иваном было бесполезно. Какой разговор может быть с пьяным и уверенным в своей правоте человеком?

— Окунько туда пошла… Мне что ли бросать её одну?

— Почему по рации никого не вызвал и не предупредил? Мы бы её вернули!

— Ага, как же! Вернёшь её… Заладила: "У меня внучка там, у меня внучка там!" И вправду, какую-то девочку внучкой назвала, и весь вечер с ней возилась… Я и увёл её оттуда только потому, что сказал, типа "внучке" нужно отдыхать, а навестить её можно будет завтра. Может теперь перестанет думать о самоубийстве…

— Иван, ты считаешь, что поступил верно?! — легкомыслие Сомова злило Черныша. — Ты откуда взял спиртное и взрывчатку? Ты понимаешь, что в случае конфликта мы бы пострадали все?!

— Ты ужаса-то не нагоняй! Нормальные там люди, я с ними выпил, пообщался…

— Пообщался он! Повторяю, откуда ты взял спиртное и взрывчатку?

— Было у меня… Я после дежурства собирался пойти на рыбалку, — врал Иван.

— Куда на рыбалку? — не сразу понял Черныш.

— На Волгу, куда же ещё? — продолжал врать Сомов, источник своих находок он открывать не хотел.

— И где твои удочки? Что-то я не видел, чтобы ты на работу с удочками пришёл.

— Удочки друг должен был взять. А я решил в случае плохого клёва — динамитом…

— Ну, и дебил же ты! За браконьерство ведь могли посадить!

Сомов только пожал плечами и поморщился — побаливала голова. Черныш же стоял напротив и осуждающе смотрел на него. Вдруг Павла посетила авантюрная, но не лишённая логики мысль, что он даже позволил себе улыбнуться.

— Короче, Иван, слушай и запоминай… Раз у тебя на поприще дипломатии такие успехи, то ею и будешь заниматься. И первая твоя задача состоит в том, чтобы породниться с местным вождём.

— Как породниться?! — опешил Сомов.

— Женись на его дочке или сестре! Сам же говорил, что втирал аборигеном байку о том, якобы мы с неба спустились… Думаю, они не откажут "посланнику небес".

— Ты что — серьёзно?!

— А ты как хотел? Раз вызвался налаживать контакт с местным населением, то и флаг тебе в руки!

— Никуда я не вызывался…

— Всё, Иван, поздно пить боржоми, когда почки отказали! Лучше думай, чем удивишь вождя и добьёшься его расположения. Если сейчас откажешься, сделаешь себе только хуже! Вчера ты нарушил приказ и оставил свой пост. Прощать я тебя не намерен. Анархии не потерплю! Выгоню к чёртовой бабушке, и останешься без нашей поддержки!

— Вот же засада! — скривил Иван лицо и потёр ладонями виски — голова болела.

— Ну-с, господа, — с загадочной усмешкой обратился Павел Андреевич ко всем собравшимся в кафетерии людям, — хочу представить вам нашего дипломата.

После этих слов Черныш обернулся и поманил пальцем Сомова, который стоял за его спиной.

— С сегодняшнего дня, — продолжил Черныш, — Сомов Иван Леонидович официально наделяется полномочиями посла и делает всё от него зависящее, чтобы у нас с аборигенами были мир, любовь и взаимопонимание. А помогать в этом ему будет Глафира Валерьевна Окунько.

Собравшиеся в кафетерии мужчины и женщины, а сейчас, не считая одного Зубова, который дежурил на крыше, здесь присутствовали все, назовём их "залётные", смотрели на Ивана, не скрывая своих улыбок. Про его вчерашние похождения не слышал, наверное, только глухой. Но таковых, к счастью, не было.

— А чтобы у нас с аборигенами действительно была любовь, — продолжал говорить Павел Андреевич, — а так же в качестве наказания за самовольный уход со своего поста, Иван Леонидович Сомов обязан в шестимесячный срок породниться с вождём местного племени. В противном случае, — и тут лицо Черныша сделалось предельно серьёзным, — я своей властью лишу данного дезертира права пользоваться нашей поддержкой и закрою ему допуск в ТСК. Нам здесь анархия не нужна! Кто "за", прошу голосовать.

Все единогласно проголосовали "за". Не сказать, чтобы собравшиеся желали Ивану плохого, не считая Шавката и трёх его земляков, но принятое Павлом Андреевичем решение одобряли, в тайне надеясь, что у Сомова, и у Окунько тоже, всё получится. Если честно, то поведением Глафиры Валерьевны многие были шокированы, ей удалось пообщаться с дикими людьми и расстаться с ними по-хорошему…

— Друзья! — тут внимание всех привлёк Дундич, — в свете новых обстоятельств я хочу пересмотреть некоторые наши планы на ближайшее время.

— Что за планы, Марк Захарович? — отреагировал Шамов.

— Так, как Иван раскрыл наше инкогнито, то вести себя чересчур скромно, нам резона нет. Так?

— Наверное… И что?

— Мы живём сейчас на пол горе между берегом океана и Столовой горой. Слева и справа от нас примерно на таком же расстоянии тоже — горы. Получается, что мы находимся в середине, так называемой подковы, образованной из этих горных возвышенностей…

— Говорите яснее, Марк Захарович, — перебил его Шамов.

— Одну минуточку, — потряс Дундич указательным пальцем перед собой и продолжил, — я всю ночь думал над тем, что нам здесь в первую очередь будет необходимо и как этого достичь. Так вот, первое: пусть Иван договорится с местным вождём, чтобы все земли от низа рощи и до гор, так сказать этот полукруг, стали нашими. Как я понял из наблюдений, племя ведёт кочевой образ жизни, гоняя туда-сюда скот, и лес им по большому счёту без надобности.

— Точно! — поддержал Дундича Башлыков, — а нам этот лес очень пригодится! Во-первых: это дрова, а во-вторых: раз живём практически на берегу океана, то свою яхту иметь надо! А из чего её делать, как не из леса?

— Кастет, ты что, серьёзно решил яхту построить? — Руслан удивлённо смотрел на друга.

— А чё? Если поможешь, то почему бы и — нет? Всю жизнь мечтал о своей яхте, а денег только на подержанный мотоцикл хватало, хоть и хороший…

— Молодые люди, подождите со своими яхтами и мотоциклами, — перебил их Дундич, — в первую очередь нам эти земли нужны под посадки. Там, где пасётся скот, территорию никто не отдаст, а эти — очень даже может быть… Думаю, Иван найдёт нужные слова для вождя, а для убедительности подкрепит их подарками… Если данная площадь окажется в нашем распоряжении, то это составит где-то триста гектаров!

Дундич обвёл всех собравшихся торжественным взглядом, но лица у многих выражали ожидание.

— Звучит впечатляюще, Марк Захарович, но можно поконкретней? — попросил Бурков.

— Артём Николаевич, чтобы каждый получил в год нужное количество хлеба и не чувствовал в нём недостатка, нам только под него требуется засеять не менее двух гектаров земли. Если говорить словами садоводов — это двести соток.