Михаил Ланцов - Иван Московский. Первые шаги [litres]

– А? Да-да. Конечно. Сейчас, – затараторил Холмский и, толкнув шпорами коня, с места перешел на рысь.

Допрос пленных новгородцев и литовцев подтвердил предположение Вани о том, что здесь, на реке Шелони, должны были объединиться новгородские силы с частным литовским войском во главе с князем Чарторыйским.

Сам Александр Васильевич, кстати, тоже попал в плен. Пуля, выпущенная из пищали, попала его коню в лоб и, проломив череп, оборвала жизнь. После чего последовал дивный полет через голову животинки. Из-за чего он был найден на поле боя без сознания и едва недобит. Холмский вмешался. Явных ран не было, а пленник, судя по доспехам, ценный – с такого не грех и выкуп требовать. А умрет, так и пес с ним. Но добивать пока рано.

– Вот скажи мне, – задумчиво произнес Ваня. – Зачем ты, серьезный мужчина, ввязался в это сомнительное дело?

– Почему сомнительное?

– Так с чего прибыток-то тебе? Али заплатил кто наперед? – От этих слов Чарторыйский едва заметно вздрогнул. – Заплатили, значит. Казимир или кто из новгородцев? Что кривишься? Я знаю, ты свой меч ценишь и просто так ветер гонять им не станешь. Воюешь только за монету. Кто тебе заплатил? Твой сюзерен или наниматель?

– Ты настолько невысокого мнения обо мне? – наигранно удивился Чарторыйский, имея в виду одно, но княжич, будучи продуктом другой эпохи, подумал совсем иное.

– Ого! Так тебе что, и Казимир, и новгородцы заплатили? – И улыбнулся, заметив, как у того снова дернулось лицо, выдавая с головой. – Как интересно жить… Но я тебя не осуждаю. Ты правильно поступил. Надо было только, как полтора десятилетия назад, на заимке какой переждать. Зачем в бой полез-то?

– Пешцы… – процедил сквозь зубы Александр Васильевич.

– Ой, ну ты меня удивляешь. Али во Фландрии и у горных швейцарцев нету доброй пехоты? Ладно другие, но ты-то чего дурил? Неужели устыдился перед пехотой отступать? Ха! Неосторожен ты стал! Неосторожен. Нужно было сесть на заимке да подождать, чего соглядатаи выведают.

– Ты много болтаешь, – буркнул очень недовольный и мрачный князь.

– Мне можно. Я могу даже и выкупа не брать.

– Отчего же? – насторожился Чарторыйский.

– Зачем мне тебя отпускать? Ты враг моего отца и деда. Вот отпущу я тебя. И дальше что? Ведь снова против нас воевать станешь. А воюешь ты хорошо. Вот и посуди – на кой леший мне своими руками отпускать доброго командира к своим врагам? Умрешь от ран – и ладно. А коли нету ран, то их и нанести недолго.

Александр Васильевич после этих слов уставился тяжелым взглядом на своего визави.

– Я могу дать БОЛЬШОЙ выкуп.

– Мда… – покачал головой Ваня. – Меня духовник учил, что обманывать старших нехорошо. Для этого сначала надо вырасти. А вот не обманывать младших, видимо, никого не учат.

– Я не лгу!

– Александр Васильевич, как ты сможешь заплатить мне большой выкуп? А на что ты сам жить-то будешь? Дружину свою содержать? А ведь ее еще и восстанавливать придется. Или думаешь, что Казимир за тебя денег даст? Серьезно? Ты так думаешь? Ну хорошо. И сколько он сможет отсыпать?

Так Ваня князя и дразнил. Ведь тот не мог дать никаких гарантий. А наш герой с легкостью размазывал его обещания по стенам куда более весомыми аргументами. Посему ни до чего с Чарторыйским и недоговорился. Ну как? На слово ему княжич не поверил, потребовав написать письмо своему сюзерену, чем обидел безмерно…

Уделив пару дней приведению войска в порядок, сбору трофеев и похоронам павших, Ваня принял решение идти дальше – к Новгороду. Чего сидеть-то? Богатые и объемные трофеи сильно стреножили его войско. Так что бегать по округе и обдирать малые города Новгородских земель он больше не мог. А тут – был шанс. Не захватить внезапным налетом, конечно. Нет. На это он даже и не надеялся. Но мало ли, удастся убедить горожан дать ему откуп на волне впечатления от разгрома? Пусть даже и символический, чтобы было чего отцу показать.

Но не тут-то было. Гибель в битве на Шелони сына Марфы Борецкой, фактического лидера Новгорода, настроила ее крайне враждебно. Да и войско не впечатляло – оно было явно недостаточным для взятия города. Во всяком случае, по местным меркам. Из-за чего попытки вести переговоры попросту провалились. Горожане вели себя надменно и постоянно пытались «указывать место» людям княжича. Слова же, переданные им, игнорировали. Еще и со стен то и дело выкрикивали обидные вещи. Так что общение закончилось очень быстро. Но как-то расстроиться Ваня не успел…

– Ливонцы? – полным изумления голосом спросил княжич, глядя на подходящих из-за перелеска всадников.

– Похоже на то, – с неменьшим удивлением сказал находившийся рядом Холмский.

В принципе отряд, быстро оказавшийся на виду целиком, был небольшим. Всадников триста – триста пятьдесят, плюс обоз. Но их лошади выглядели намного массивнее тех, какими располагала конница княжича, а доспехи были латными. Во всяком случае, у части этого отряда – у братьев-рыцарей. То есть смять их натиском московской конницы не получилось бы. Скорее напротив. Лоб в лоб они могли достаточно легко стоптать конницу княжича. Хуже того – в Новгороде наверняка находились всадники, отступившие с Шелони. Ну могли находиться…

– Плохая диспозиция, – тихо прошептал себе под нос княжич, но кое-кто из окружения его все равно услышал.

– Что-что? – переспросил Холмский, не знавший слово «диспозиция».

– Я говорю, что у ливонцев плохая диспозиция, – начал выкручиваться Ваня. – Смотри, как неудачно стоят.

– Неудачно? – вновь переспросил Даниил, глянул на поле боя, но ничего такого не заметил. – Почему неудачно? Хорошо вышли. Сейчас построятся и ударят по нам.

– Бери своих и атакуй. Но! – воскликнул Ваня, патетично вскинув руку. – Как сойдетесь на полторы сотни шагов – отворачивай! Заходи вон оттуда, а сворачивай – туда. И по дуге – сюда. Понял?

– Понял.

– Ты понимаешь, что, если не отвернешь, сам погибнешь и конницу мою положишь? – выгнув бровь, поинтересовался княжич.

– Понимаю, – хмуро ответил Холмский.

– Твоя задача – увлечь ливонцев и подставить их под удар. Ясно?

– Ясно.

– Действуй.

И Даниил, пришпорив коня, сорвался с места. Ваня же тем временем самым энергичным образом строил свою пехоту, подтягивал обоз, дабы повозками сформировать искусственное препятствие, и расставлял немногочисленную, убогую, но все же артиллерию.

Пикинеры стали вдвое более глубоким построением. Все-таки им противостояли всадники куда мощнее обычных для Москвы. Из-за чего и стрелки уменьшили ширину фронта, выстроившись в две линии. Так что теперь разом могла стрелять лишь сотня «стволов».

Тем временем Бернхард фон дер Борх хмурил лицо.