Алексей Герасимов - Царь-дедушка (СИ)

Во загнул, а? Недаром Лисапет столько лет в монастыре оттрубил — наблатыкался, хочешь-не хочешь.

— Это я к чему говорю? Да к тому, что неплохо бы тебе, досточтимый Щума, и соратникам твоим, взять на вооружение чужой опыт.

И стать настоящим главнюком, а не первым среди равных. Но, об этом Золотой Язык и сам догадается.

— Церковь наша устроена разумно, государство — тоже. Так возьмите все лучшее и оттуда, и оттуда, не уподобляйтесь вольнице танцующих с быками. Они-то поодиночке на корреру выходят и рассчитывают лишь на себя, а в наших делах надобно действовать дружно, словно витязи в одном строю. Тогда, и только тогда, достигнем мы таких высот, о которых нынче и мечтать не смеем. — в горле пересохло и я сделал маленький глоток из кубка. — Нынче же вы подобны кустарям, что мастерят каждый по одиночке что-то свое. А будь у вас хорошая организация мы бы… Мы бы…

Я на миг призадумался, какую первоочередную задачу поставить ашшорским ученым мужам. Ответ, впрочем, был очевиден.

— Да мы бы уже лет сто как плавали на кораблях движимых не парусом и веслами, а…

Ага. Нету в местных языках такого понятия как "паровой двигатель". Приехали.

— Да хоть силой кипящей воды и ее пара, например. — нашелся я.

— Ваше величество знакомы с трудами Аксандрита Геронского?, — лицо философа выразило изумление, сменившееся неподдельным уважением.

— Так, немного, в кратком изложении.

Интересно, у меня в библиотеке его труды есть? Надо хоть поинтересоваться у Бахмета, может тут уже кучу всего наизобретали и для научно-технической революции только политической воли не хватает? Ну, чтобы общественно-политическое устройство на более для нее подходящее поменять.

Так у меня, от Лисапета по наследству, этой воли столько, что на десять Ашшорий хватит. Он тоскливыми осенними вечерами, в келье сидючи, только и мечтал, как бы всех в бараний рог свернуть и в зубной порошок стереть — и так двадцать лет.

— Немногие из философов в Аарте и в кратком про него слыхали. — покачал головой Щума. — Я поражен глубиной ваших познаний, повелитель.

— В Обители Святого Солнца очень хорошая библиотека, так что я, достопочтенный, твоего удивления не разделяю. — с некоторой даже желчностью отозвался примас.

— А что, не сдать ли мне экзамены в вашу гильдию?, — в шутку спросил я. — Потяну на философа-ученика, а?

Я-то пошутил, а мои гости подвисли как комп с Windows Me в качестве операционки. Причем с битым "Милениумом".

— Э… Но ведь ваше величество относится к сословию витязей. — Золотой Язык "прогрузился" первым. — То есть вы, конечно, стоите над всеми сословиями, но…

— А я в качестве почетного члена. — такое тут известно, но, как и на Земле, его обычно даруют.

— Тогда чин ниже философа-кандидата будет уроном вашей чести, государь. — со всей серьезностью произнес Йожадату.

— Полагаешь, первосвященный? Ну тогда завтра пусть мне достопочтенный Щума пришлет экзаменационные требования.

— Государь. — философ тяжко вздохнул. — Если вы намерены пройти экзамен обычным порядком…

Я кивнул, и философ вздохнул еще тяжелее.

— Соискателю звания философа-кандидата необходимо предоставить на суд гильдии трактат, и еще один иметь уже опубликованным.

— Не проблема. Есть в Обители Святого Солнца мой труд о ловле рыбы на удочку, где я привычки разного рода рыбы разбираю, и поясняю, как ее лучше ловить. Пойдет, как натурфилософский?, — в той жизни я рыбалку очень уважал, и простую, и спортивную, было что понаписать.

— Полагаю, что это допустимо. — осторожно отозвался философ.

— Ну а на суд гильдии я представлю трактат о том, как малосъедобное сделать объедением. — хмыкнул я. — Сборник рецептов приготовления картофеля.

— Свинское яблоко?, — живо заинтересовался Золотой Язык. — Его можно запечь в костре и тем утолить голод, если посыпать солью это даже съедобно, но других способов я не знаю.

— Вот и узнаешь заодно. Ну а раз уж царю не зазорно в гильдию вступить, то и тебе придется чиновничью должность принять. По совместительству, как наставнику царевичей. — я поднялся. — А теперь прошу извинить, меня ждут государственные дела.

Вернее, это я так думал. Но на выходе с террасы меня перехватил Папак из Артавы.

— Ваше величество, готовы еще несколько платьев для вас. Не изволите ли примерить?, — спросил он.

Делать нечего — пришлось пару часов убить на это дело, а то кроме парадно-коронационного костюма и пары ношеных сутан в гардеробе шаром покати.

Нет, после Кагена, разумеется, много чего осталось, но даже надумай я нажить себе прозвище наподобие "царь-нищеброд" и дотаскивать обноски Лисапетова братца, то все равно ничего не вышло бы. Каген, ростом хотя и был примерно со своего монашествующего родича, в плечах был изрядно пошире, а в брюхе, так и вовсе втрое мое нынешнее тело превосходил, так что реши я влезть в шервани прошлого монарха, тот гляделся бы на мне как мешок на вешалке. А я все ж таки царь, первое лицо в государстве, мне положено выглядеть богато — иного не поймут-с.

Личный парсюк моего величества, равно как и его подмастерья, выглядел замученным, часто моргал слезящимися красными глазами и, как мне кажется, удерживался от зевоты в моем присутствии лишь неимоверным напряжением всех сил, однако обряжая меня в очередной костюмчик не мог скрыть довольства на лице: все сидело как влитое, при том что шилось по снятым меркам, без подгонки на заказчике. Я, соответственно, на похвалу не поскупился, и за работу повелел с ним немедленно рассчитаться. А то знаю я ( по книжкам ) как монархи, порой, десятилетиями пустяшные долги отдавали. Не пустяшные и того дольше.

Наконец, расплевавшись с делами гардеробными ( и, заодно, переодевшись в одежду попроще ), я добрался до своего кабинета. Выписал все необходимые бумажки для Дафадамина, познакомился с витязями, которых он выбрал себе в попутчики, потом с секретариатом своим познакомился…

Все же характеристика сих достойных мужей, кою дал Тумил, оказалась, скажем так, не вполне исчерпывающей. Впрочем, парню, по младости лет вполне простительно, что за личиной улыбчивых старичков с тихими голосами он не рассмотрел матерейших зубров закона и параграфа, всю свою жизнь проведших на чиновничьей службе, и взятых доживать век в царский секретариат лишь тогда, когда они, по откровенной дряхлости, уже не могли выполнять служебных обязанностей в своих ведомствах. Лучшие из лучших в своем деле, ветераны бюрократического аппарата, их Каген отбирал с особым тщанием, и со мной они держались сохраняя достоинство, уверенные в своей нужности и полезности любой власти.

Мило мы с ними травяных настоев погоняли, за жизнь поговорили по душам, рецептами лечения стариковских болячек поделились, опять же…