Алексей Герасимов - Царь-дедушка (СИ)

— Ну вот и популярность у женщин пришла. — с невинным видом прокомментировал мой стремянной, когда девушка удалилась. — Каждый перестарок Аарты на тебя вешается.

— Пуская вешаются, чай не сотрусь. — отмахнулся сын Морского воеводы. — Главное чтобы не по четверть сотни разом, как на некоторых тут.

— А вот зависть есть порок, ведущий к греху уныния, и вообще просветлению не способствует. — даже глазом не моргнув парировал Тумил.

Хорошая у нас растет молодежь, душевная, и священные тексты знает…

Местная похлебка с куриными потрошками не впечатлила, вино тоже, причем настолько, что можно сказать что и совсем — один Утмир, пивший молоко, с кислой физиономией не сидел, — зато хлеб в "Пьяном ёжике" оказался на диво хорош: белоснежный, мягкий и пахучий. Держу пари, половина счета будет именно за него.

Бесед интересных в зале тоже слышно не было — звучало порой, что царь-де завтра будет экзамен держать и на такое событие сходить непременно надобно, но и только, — так что таверну я покинул без малейшего сожаления, утешая себя тем, что теперь внуки хотя бы примерно представляют, чем питается простой горожанин. Для людей их круга тоже уже весьма не мало.

В воротах Верхнего города нас ждали двенадцать городских стражников и укоризненный взгляд Лесвика из Старой Башни.

— Вот лучше и помолчи. — вместо приветствия произнес я.

Старший брат моего стремянного только вздохнул.

— Ваше величество, — негромко, с укоризной, обратился ко мне он, — но ведь это крайне небезопасно. Капитан Латмур было порывался отправить на ваши поиски солдат гарнизона, но решил повременить до захода Солнца.

— Вот и пошли к нему гонца, чтобы уже не спешил. Мы тут по лавкам прошвырнемся и к темноте будем во дворце.

— Позвольте хотя бы нескольких человек отправить, дабы они сопровождали вас в отдалении, государь.

— А что, — усмехнулся я, — в Верхнем городе все так плохо с патрулями на улицах?

— Нет, но все же…

— Ну вот и не суетись. Нас с царевичами вон гвардия с флотом охраняют, да и брат твой при мне.

Лесвик смерил всех троих скептическим взглядом.

— Они, полагаю, юноши достаточно сильные, повелитель… Но очень уж легкие.

— Ты учти, — я погрозил витязю пальцем, — мне эта притча про ежика известна.

— Отчего же — про ежика?, — удивился Лесвик. — Про бобра.

В общем — неплохо быть царем, если тебя кто-то и не слушается, то только украдкой, а прямо противоречить все же не решаются. Пара одноусых изображающих патруль, конечно, в полусотне метров за нами нарисовалась, но приближаться не пытались и глаза не мозолили.

— Дедушка, я больше кушать уже не смогу. — жалобно сообщил Утмир.

— Правильно, жрать и спать — свинячье дело. — кивнул я. — Пошли, безделушек каких-нибудь на память об этой прогулке купим. — я остановился на местечке поосвещеннее ( все же вечер был уже довольно поздний, и хотя солнце за горизонтом еще не скрылось, в тени двух-трехэтажных домов Верхнего города царили уже натуральные сумерки ). — Так-с, что у нас тут поблизости? Лавка ткани, лавка ювелира, лавка оружейника…

— Ой, дев-а-а-ачки, вы только гляньте какие милые монашки у нашего порога стоят. — прозвучал над моей головой протяжный девичий голос. — Ну такие все пусики, прям так бы и съела.

— Где-где?, — прозвучал другой голос. — Ха-а-арошенкие…

"Ха-а-арошенькие", все пятеро, стояли задрав голову куда-то в район второго этажа и медленно наливались краской.

— Да что с них толку?, — третий голос был грудной и чуточку пренебрежительный. — Они же обет воздержания дают.

— Жа-а-аль. — протянула первая девушка. — А я тому рыженькому даже скидку бы сделала.

Я повернулся и тоже задрал голову.

— Странно. Во времена моей юности бордель располагался у других ворот.

Не то чтобы на здании была вывеска "Непотребный дом", или фасад был изукрашен картинками фривольной тематики, вовсе нет — вывески не наблюдалось вообще, а изразцовая плитка демонстрировала нейтральный растительный орнамент, — но догадаться о принадлежности заведения к храмам любви не составило никакого труда. Платья у нескольких девушек, высунувшихся в украшенные веселенькими занавесками окна и с интересом разглядывавших сопровождавший меня молодняк — на них декольте, ну не то чтобы было вызывающим… Его просто не имелось, однако вставка из ткани, которая прикрывала грудь, выполнена была из столь тонкого и прозрачного материала, что мухам-то, может, и препятствовала, а вот мужскому взгляду — ничуть. Лишь одна из них, самая зрелая, лет так шестнадцати женщина, вышедшая на миниатюрный балкончик чуть сбоку, была облачена в платье, которое можно было отнести к нормальному ашшорскому женскому костюму — только очень дорогому.

— Балаболки вы пустоголовые. — скучающе вздохнула она, постукивая сложенным веером по ладони. — Монах среди них только один, тот, что еще веселый дом госпожи Перизат помнит, а этот рыженький что тебе, Набат, так приглянулся, всего лишь послушник — на косы бы их хоть поглядели, они же в две пряди заплетены, а не в три.

— Это что же, госпожа Гавхар, ему воздержание не обязательно?, — девушка, которая первой обратила внимание на нашу группу, оказалась роскошной медовой блондинкой с толстой косой и озорной мордашкой.

— Ни ему, ни прочим… Ну, может быть кроме одного, у которого коса с "рыбьим хвостиком".

Набат опустилась грудью на подоконник и протяжно, с томной негой в голосе, произнесла:

— Рыженький, идем к нам? Я тебя плохому не научу.

За моей спиной раздался глухой и сдавленный звук. Надеюсь, это не Нварда писькой по лбу щелкнуло.

— А ты, брат, — обратилась ко мне Гавхар, — видимо не был в Аарте много лет, если не знаешь, что теперь у каждых ворот Верхнего города стоит дом удовольствий.

— И проживал в очень интересных местах, раз не требует от нас прикрыться, дабы мы не выглядели как шлюхи. — весело добавила одна из девиц.

— Странно было бы, милое дитя, — ответил я, — если бы я требовал от тебя выглядеть не той, кто ты есть.

— Воистину, Ясмин права — ты жил где-то очень далеко, и не знаешь, что первосвященный Йожадату еженедельно клеймит нашу сестру позором на проповедях в Пантеоне. — всплеснула руками женщина с веером.

— Могу его понять. Святое Сердце завещал мужчинам любить женщин за их хозяйственность, покладистость и красоту. С красотой, вижу, все в полном порядке, покладистость ваша стоит денег, но не таких уж запредельных, а вот в хозяйственности твоих девочек, почтенная Гавхар, — я приложил руку к сердцу и чуть поклонился, — сказать по правде, не уверен.

Мой ответ вызвал у жриц продажной любви всплеск искреннего веселья, и даже бордель-мадам ( ну а кто она еще может быть — не уборщица же ) улыбнулась.