Татьяна Абалова - На углу Пскопской и Йеллопуху

В окне лопнуло и осыпалось стекло, сухая ветвь выскользнула наружу. Другая подобралась к ноге Макара и забралась под штанину. Студент, испугавшись, дернулся, и натянувшаяся джинсовая ткань треснула по шву.

— Тебе пора, — Хочь озабоченно посмотрел на браслет, где биение красной вязи заметно замедлилось. — Прощай, друг.

Макар закрыл за собой дверь и тяжело привалился к ней.

От тягостных дум его отвлекли шаги. По лестнице поднимался сторк Игеворг.

— Как они?

— Плохо.

— А как ты? — Сторк опустил глаза на разодранные джинсы.

— Тоже не важно.

— Ничего не можем поделать, да, Ловец времени? Даже теряя любимых… — и, отодвинув Макара в сторону, распахнул дверь.

Хочь лежал рядом с Мэей, и сухие корни ползли по его телу, вплетая метаморфа в клубок.

Макар больше не мог смотреть на то, что вызывает смесь ужаса и печали. Он, громыхая ногами по шаткой лестнице, рискуя упасть и свернуть себе шею, побежал назад в портальный коридор. Его ждало прощание с Гуглом и всеми теми, кто уходил в Вервульфию.

Спустя час, вспомнив о шапке-невидимке, Макар несся по каменной лестнице, ведущей к Пределу, который перестал быть опасным. Застава отпустила своих пленников. Почти все двери оказались открытыми. Некоторые даже валялись на шахматном полу, а проемы за порогом пугали чернотой. Фонарь, который прежде раздражал механическим звуком, давал пусть не яркий, но свет, и Макар безошибочно нашел свою комнату. Из отведенных пяти минут прошла всего одна.

Джинсы валялись там же, где Макар их бросил, но, наклонившись за ними, он услышал, как опасно трещат и осыпаются стены.

«Не прибило бы случаем!» — подумал Макар, засовывая шапку-невидимку в карман. Он уже подходил к двери, когда вдруг за спиной завыла собака.

— Грушевич?!

Не вой пса изумил и заставил шагнуть вглубь комнаты, а то, что исчезнувшее еще вчера окно опять светилось.

Находясь в портальном коридоре, Макар слышал разные разговоры о страшных признаках приближения конца. Седой и мертвый сад он видел сам, о водопаде, пустившем воду вспять, ему рассказал Гугл, а вот о том, что на нижних этажах Заставы стали находить трупы животных и пожирающих их лапундриев, которые прежде никогда не покидали канализационный сток, с ужасом шептались почти все пограничники.

Одним из первых признаков наступающей катастрофы стало исчезновение привычных видов за окнами.

Макар не мог не подойти к ярко светящемуся стеклу, за которым бесновался его пес.

— Мама?!

Она стояла у груши и смотрела на сына печальными глазами. Ее белое длинное одеяние и босые ступни, не касающиеся земли, заставили замереть от ужаса.

— Сынок, почему ты не пришел? — спросила та, что своей бледностью походила на призрак. — Я ждала тебя, ждала…

У Макара в болезненном спазме сжалось горло. Он схватился за шею руками, не в силах вздохнуть.

— Я искала тебя, сынок. И вот нашла… Не могла уйти, не попрощавшись…

Не дождавшись ответа, чуть помедлив, с печалью спросила:

— Ты забыл меня?

Макар яростно затряс головой.

— Где твой телефон? Я оставила тебе сообщение. Ты не отвечал.

— Мама! — Макар видел, что фигура бледнеет, становится прозрачной. — Прости меня, прости за все!

Он понимал, что сейчас глупо что-либо объяснять. Она умерла, а его рядом не было. Иногда бесы не врут.

— Я люблю тебя, сынок…

Окно померкло.

— Капец! Поспеши! — тревожный крик Бай-юрна был едва слышен.

— Макар! Ты где? Портал закрывается! — зычный голос Аравай-абы напугал, но Макар не кинулся к двери, как следовало поступить, наклонился над кучей вещей и щепок, что остались от шкафа.

— Да где же? — шептал он, лихорадочно раскидывая штаны и рубашки. Он искал свой мобильник, о котором ни разу не вспомнил с тех пор, как оказался на Заставе. Какой-то предмет с глухим стуком ударился о пол, и луч фонаря выхватил отскочившую батарейку.

Схватив ее и телефон, Макар со всех ног кинулся из комнаты вон.

Предел уже не был ровным, словно шахматная доска. Его центр заметно просел, и мелкие предметы, оставленные жителями Заставы, с шумом скатывались по черно-белой поверхности воронки.

Послышался сильный треск, и сверху посыпалась труха. Казалось, вот-вот на голову рухнет потолок. Макар едва не упал, наступив на скользящую по наклону дверь.

Мраморная лестница пошла крупными трещинами, но Макар не замедлил бег. Только долетев до стены в конце портального коридора, он остановился.

Все было напрасно. В исчезающей щели портала он видел лишь пальцы Аравай-абы, пытающегося разжать створки.

— Макарушка, миленький, прости! — завыл с той стороны Бай-юрн, когда гоблинский принц сдался и убрал руки.

Портал исчез.

Сквозняки поднимали в воздух пыль и мелкий мусор, шуршали обрывками бумаги и хлопали дверями. Оставленные вервульфами световые шары скупо освещали коридор и, подвластные подземным толчкам, медленно перекатывались из стороны в сторону. Из гаража все сильнее несло гарью.

Сколько времени прошло, Макар не знал. Он сидел, прислонившись спиной к стене, и тупо смотрел перед собой. Тоска, уныние и отчаяние стали его приятелями, шепчущими на разные лады, как непредсказуема жизнь, как нелепы случайности и какой Макар неудачник. И сам не спасся, и остальных подвел. Ловец времени! Тот, кто наградил его даром, сильно ошибся. Растрачен впустую. Никакие потуги затормозить время хотя бы на минуту не увенчались успехом. Пустышка. Никчемный.

Самобичевание помогало мало. Найти в себе силы подняться и начать хоть что-то делать не удавалось.

Правильно поступила Надежда, что ушла с Дагаром. Пусть она ослеплена магической любовью, но хотя бы осталась жива. Не сидит рядом с неудачником и не занимается самоедством.

«Слабак!» — услышал Макар голос Окси.

Треск усиливался. Здание Заставы вибрировало, словно где-то под землей на всех парах несся поезд. Ощущение неминуемой катастрофы нарастало.

В такие моменты хочется бежать со всех ног, потому что разум требует спрятаться, уйти подальше от того, что может уничтожить. Макар с грустью вспомнил шутку «А куда я денусь с подводной лодки?». Теперь он понимал, какую обреченность чувствуют моряки, когда над головами тонны воды. Застава была той самой субмариной, что гибла в «водах» Междумирья.

Макар поднялся с пола и, пошатываясь, побрел туда, где должен был находиться выход в сад. Почему «был»? Застава менялась. Коридоры сужались, потолки опускались ниже и почти чиркали по макушке. Там, где только что монолитом стояли стены, появлялись проходы, больше напоминающие дыры, которые прогрыз гигантский червь, а переходы и лестницы упирались если не в черную пустоту, то в тупик. Все, что когда-то появилось по желанию Заставы, можно сказать, выросло или распустилось словно бутон, став помещениями и предметами мебели, теперь ссыхалось и опадало. Исполинский цветок умирал. Макару совсем не хотелось быть погребенным под руинами, поэтому он предпочел мнимую свободу сада.