Александр Савчук - Серый барон империи

— А где он живет? — спросил я, чувствуя, как мое сердце екнуло.

— Здесь, в столице, — слуга мельком взглянул на мой перстень. — Если желаете, ваша милость, я могу дать вам адрес.

— Буду очень благодарен.

Пока слуга ходил за бумагой, пока записывал адрес, я твердо встал на ноги. И хотя Генрих настаивал, от услуг лекаря отказался. Принял бумажку с адресом, попрощался с графом Ранэр, и спешно покинув дворец отправился к художнику.

Что заставило меня так спешить? Всего лишь подпись мастера в уголке портрета. Четыре буквы и символ. СССР и перекрещенные серп и молот.

Еще с момента беседы с первосвященником я жаждал найти того, кто странствующему священнику рассказал о земных религиях. Но как его было искать? Столько лет прошло, да и зацепок никаких. Но, подсознательно я все время ожидал какой-нибудь намек, хоть ниточку, которая помогла бы мне в поиске. И вот оно, свершилось! Не может быть простым совпадением! Нет в мелинском алфавите буквы "С". Вернее она есть, но пишется совсем по-другому. А серп и молот? Нет, точно не совпадение!

Адрес моего возможного земляка был мне незнаком. Не так я хорошо столицу знаю. И от сопровождения отказался! Ни кузенов, ни Мирона с собой не взял. Рэдфорд настаивал, но у меня дурное настроение было. Отказался и приказал, чтобы за мной не ездили. А то с ветерана станется тайком со мной охрану послать. Вон, Анри везде один ездит и ничего! Чем я хуже?

Пусть столицу я знаю плохо, но где какой район располагается, я в курсе. Художник жил на другом конце города, где тоже был "дачный поселок". С трудом нашел нужную мне усадьбу. Но все же нашел.

— Эй, есть кто-нибудь? — я заколотил кулаком по воротам. Дождь, вот и охранники попрятались. А, нет, одного вижу.

— Что вам угодно? — вежливо, но не слишком приветливо спросил меня воин.

— Мне угодно видеть мастера Аландра!

— Прошу прощения, ваша милость, но мастер никого не принимает, — равнодушно ответил воин. Подумаешь, баронишка какой-то приехал! Даже без свиты!

Так и что мне делать? Не штурмом же дом брать? По виду охранники совершенно ясно, что приказ им получен никого не впускать, и он его выполнит. Как поступить? О!

— Подожди, воин, — обратился я к охраннику. — Я проделал долгий путь, чтобы увидеть мастера. Понимаю, ты не можешь впустить меня, но прошу передать ему записку. Если после этого, мастер не захочет со мной встретиться, я уйду.

И вместе с карандашом и обрывком бумаги я извлек из кармана пару золотых монет. Сумма для обычного охранника существенная, тем более, что я не прошу нарушить приказ. А записку передать можно!

— Хорошо, ваша милость, — уговорился воин. — Пишите. Все передадим.

Прикрываясь плащом от надоедливого дождя, я быстро начертал на бумажке по-русски: "У вас продается славянский шкаф?", и отдал послание стражу. Ну и монетки тоже. Тот, свистнув из караулки напарника, направился к дому. Напарник остался приглядывать за моей особой. Мало ли чего? Ждать пришлось всего несколько минут. Из дома, с криком "Где он?" выскочил старик лет семидесяти. Невысокий, худощавый, с всклоченными седыми волосами. На ходу сделал знак охраннику, и он распахнул ворота. Я соскочил с Крома и, ведя его в поводу, вошел в ограду усадьбы. Старик подбежал ко мне, неверящим взглядом вгляделся в мое лицо и осторожно прикоснулся ко мне кончиками пальцев.

— Шкаф продан, — прерывающимся от волнения голосом, по-русски сказал старик. — Осталась никелированная кровать. С тумбочкой!

И заплакал.

— Так сколько уже вы в этом мире живете, Александр Михайлович? — спросил я, сидя в уютной гостиной и потягивая вино.

— Да уже почти пятьдесят лет, — ответил хозяин дома. — Мне на то время всего двадцать один год был.

Александр Михайлович, удостоверившись, что я действительно его земляк, чуть ли не силой утащил меня в дом. Первые минуты мы сумбурно пытались задать друг другу сотни вопросов, и тут же пытались отвечать на них. Наконец, мы немного успокоились, выдохнули и принялись беседовать уже более спокойно.

— Как же вы умудрились место жительства поменять? И какой год был, когда вы родину покинули.

— 1988 год. В июле это было. А по поводу моего билета сюда? Сейчас, — он ненадолго вышел, а по возвращении продемонстрировал мне знакомую многолучевую звезду. — Знаешь что это такое?

— Еще бы! — я фыркнул. — Меня эта штука тоже сюда перенесла. Правда, к ней маг прилагался. А к вашей?

— А к моей – нет, — старик сел в кресло, бросив амулет портала на столик. — Эта штука у моей семьи хранилась. Дед мой, рассказывал, что когда ему еще двадцати не было, он нашел в лесу умирающего человека. Он говорил, что этот человек умер на его глазах, а потом превратился в прах. Остался только этот амулет. Не знаю почему, но и дед и отец прятали его. Хотя оба были коммунистами. Не из-за золота, из которого он сделан, но хранили. Я сам много раз спрашивал отца, почему не сдать государству, но отец всегда отмахивался. Он был уверен, что рано или поздно, объявится тот, кому эта штука нужна. А получилось, что этот амулет меня в путешествие отправил.

— Без мага? — удивился я. — Как такое возможно?

— Ты знаешь, Тимофей, мой отец первым секретарем горкома был, в крупном городе большой пост занимал. Я – единственный ребенок в семье. С детства крепким здоровьем не отличался. Даже в армию меня не взяли, хотя отец настаивал. Говорил, раз не служил, значит не мужик. А что поделать? Так вот, в детстве болел часто, болеть скучно, начал рисовать. Как оказалось, есть у меня способности к этому. Потом художественное училище закончил. Только можешь себе представить, что меня рисовать заставляли? Стройки разные, передовиков производства, различные соцдостижения. В общем, идеологически выдержанные картины! Иначе как? Я же комсомолец! Отец у меня такую должность занимает. А я рыцарей хотел рисовать, прекрасных дам, витязя какого-нибудь. Как в "Айвенго". Один раз рыцаря изобразил, так меня по комсомольской линии так пропесочили! Хорошо еще, что отец прикрыл. Но тоже высказал. А потом отец умер. Прямо в кабинете. Сердце у него больное было, вот и не выдержало. И началось на меня давление со всех сторон. Как оказалось, отец многим насолить успел, после его смерти разные гады из щелей повылазили. Решили на мне отыграться. И пошло-поехало! Что ни день, меня по матушке склоняют! Говорят, не понимаете вы товарищ Филимонов, политического момента! Нет в вас комсомольского сознания, все в облаках летаете! Рыцарей вам подавай, а вы знаете, что рыцари дворянские титулы носили? И крестьян угнетали? А может вы и сами монархических идей придерживаетесь?

— Крепко они за вас взялись, ничего не скажешь! — сочувственно покивал я.

— Крепко, — подтвердил земляк. — До того дошло, что картины мои комиссия принимать отказалась. Еле смог устроиться в привокзальный клуб, художником-оформителем. И выпивать начал. Однажды надрался до чертиков, зачем-то этот амулет на себя нацепил, и давай во весь голос на судьбу жаловаться. Так мне захотелось очутиться там, где этих поганых рож не будет. Стиснул я звездочку золотую, аж ладонь проколол. В этот момент все и свершилось.