Иван Оченков - Смоленский поход (СИ)

— Ну, если вы хотите все испортить, то я готов.

— Испортить?

— Разумеется, матушка. Я мужчина, а Эбба при всем ее незаурядном уме, все же женщина. Есть вещи, которые женщине может сказать только другая женщина. Другое дело, что когда Густав Адольф узнает о вашем, именно вашем, государыня, предложении, и придет ко мне, я мог бы расписать ему все выгоды и преимущества подобной комбинации.

— Пожалуй, в ваших словах есть смысл. Хорошо, я обдумаю все, что вы мне сказали. Кстати, почему вы сказали: «мог бы»? Ах, да, понимаю. Вы тоже что-то хотите взамен.

— Ну что вы, матушка, я никогда не посмел бы выставлять вам условия.

— Полно вам, говорите.

— Если бы вы через верных вам людей поддержали в риксдаге проект обмена Риги на Корелу и Новгород, я был бы вам чрезвычайно обязан.

— Вы полагаете мою поддержку необходимой?

— Я был бы рад любой поддержке. Меня поджимает время.

— Вы хотите уладить все дела, пока нет канцлера?

— Да, я не хотел бы участия Оксеншерны, но дело не только в этом. Мое положение в Москве тоже не самое лучшее. Сейчас после взятия Смоленска оно, конечно, упрочилось. Но в победоносных войнах есть и свой минус, мои новые подданные вполне могут потребовать, чтобы я решил новгородский вопрос также как и смоленский.

— Потребовать у царя?

— Мне ли вам объяснять, что власть монархов не бывает абсолютной. Всегда есть обстоятельства, которые невозможно игнорировать.

— Хорошо, хотя мои возможности ограничены, я поддержу вас.

— О большем я не смею и просить.

— Что вы намерены делать, когда уладите вопрос с обменом?

— Заберу Катарину и сына и отправлюсь в Москву. После военного и дипломатического успехов, наличие жены и наследника укрепит положение новой династии совершенно.

— Новой династии, — проговорила королева, будто пробуя эти слова на вкус.

— Господь не позволил стать царем вашему сыну, но, в любом случае, моим наследником будет племянник Густава Адольфа и ваш внук.

— Полно, Иоганн, я не виню вас в произошедшем. На все воля божья.

— Аминь.

Выйдя из покоев королевы, я поежился как после мороза. Разговор с тещей дался мне совсем не просто, и я почувствовал себя немного усталым. Однако мои испытания еще не закончились, перед выходом меня дожидался адъютант короля.

— Его величество изволит пригласить ваше величество для беседы, — торжественно проговорил посланник.

— Его величество изволит мое величество, — проговорил я, хмыкнув, — да вы просто Цицерон, друг мой! Ладно, показывайте дорогу, кстати, как вас зовут?

— Николас, ваше величество, Николас Спаре.

— Спаре, вы верно родственник новгородскому губернатору?

— Весьма дальний, ваше величество, я из другой ветви нашего рода.

— Понятно, не знал, что ваш род так велик.

— Он вовсе не велик. В нашей ветви я последний, как и господин губернатор в своей.

— Но у него вроде как были дети?

— Да, две дочери, Аврора и Кристина.

— Я помню только Аврору.

— Неудивительно, моя кузина Кристина еще совсем малышка. Они сейчас в Новгороде вместе с господином Спаре.

— Он взял с собой семью?

— Не всю, кузина Аврора сейчас при дворе, а вот госпожу Ульрику с малышкой дядюшка взял с собой. Ну, вот, мы уже пришли.

— Благодарю вас, друг мой.

Когда я вошел Густав Адольф стоял у окна делая вид что любуется окружающим пейзажем.

— Наконец то, — вскликнул король, обернувшись, — что королева мать хотела от тебя?

— Ее величество захотела вспомнить прежние времена, когда мы с вами были еще молодыми и беззаботными принцами.

— Ты серьезно?

— Более чем.

Король отошел было от окна, но потом передумал и, подвинув кресло к портьере сел в него. Ему явно было не по себе, и он определенно нервничал.

— Странно я думал, что она захочет обсудить с тобой…

— Твое намеренье жениться на графине Браге?

— Ты уже знаешь.

— Тоже мне секрет, — пожал я плечами и, отвернувшись от короля, громко спросил, — Эбба, вам не дует от окна? Ну-ну, не прячьтесь, что за ребячество, право.

— Как ты догадался?

— Густав, умоляю тебя, твое нежелание уходить от портьеры и ее шевеление в безветренную погоду… не бог весть, какая задача.

— Ты всегда был наблюдателен, — проговорил король, подав руку графине и помогая ей сесть.

— Так о чем, с вами говорила ее величество, — улыбнувшись, спросила Эбба, — я почему-то уверена, что воспоминаниями о былых временах дело не ограничилось.

— Все дело в том, милая графиня, что однажды королева мать уже имела со мной разговор о вас с Густавом. Это случилось, когда она узнала что у вас роман с ним, а не со мной, как полагали все придворные.

— Придворные до сих пор уверены, что король Густав отбил меня у герцога странника, — мягко улыбнулась девушка.

— Даже так?

— Не ожидал? — спросил король, взяв за руку свою возлюбленную и приложившись к ней губами.

— Ты же знаешь, что меня никогда не было в сердце Эббы.

— Вы так говорите, как будто сожалеете об этом, — не упустила случая пококетничать графиня.

— Сожалею? Нет, мне довольно вашей дружбы, которой я дорожу ничуть не менее чем дружбой короля.

— Мы знаем это, — пылко произнес Густав, — и очень благодарны тебе за все, что ты сделал для нас тогда. Но, увы, кажется, трудные времена никогда для нас не закончатся. Скажи нам, чего хочет королева?

— Прости Густав, но совершенно не важно, что хочет королева, чего хочешь ты или я. Мы с тобой не принадлежим себе, и ты знаешь это. Из Эббы получилась бы прекрасная королева, но подумай, прежде чем на что-то решиться, примут ли ее в этом качестве твои подданные?

— Мой народ любит меня!

— Нет, друг мой, тебя любит Эбба, тебя любит твоя мать, каждая по своему, конечно. Что касается твоего народа, то он ждет от тебя мудрого и справедливого правления. Кроме того, мнение народа никому кроме тебя не интересно. А вот нобили, будут считать Эббу выскочкой и как только им представится возможность, отыграются на ней и ваших детях.

— Детях?

— Да, черт возьми, от таких отношений бывают дети! И ты уже не мальчик, Густав, и должен понимать это.

— Я понимаю…

— Разве? Ты готов, что им будут тыкать в лицо происхождением матери? Или ты думаешь, что Сигизмунд и его отродье не воспользуются этим, чтобы оспорить их права на престол? Видит бог, Густав, я поддержу любое твое решение, и если понадобится не только словом, но и военной силой. Но решать придется тебе самому.

— Боже, почему все так, — графиня закрыла лицо руками, — почему мы не можем быть просто счастливы?

— Простите Эбба, я не хотел вас расстроить.

— Вы ни в чем не виноваты, ваше величество! Вы действительно наш друг и честно сказали нам всю правду в глаза. Но что же делать?

— Скажите мне, это предположение что я сделал о возможных детях… это ведь всего лишь предположение?