Иван Оченков - Смоленский поход (СИ)

— Не волнуйся милая, мы что-нибудь придумаем. Скажи Грете, чтобы она подошла завтра.

— Как прикажете, ваше величество. А будет ли позволено мне спросить?

— Отчего — нет, спрашивай.

— О чем вы говорили с этим молодым дворянином, который заступился за меня?

— Я вижу, ты поняла, что случилось?

— Ну, я ведь не дура, ваше величество, пусть я не понимаю языка, догадаться совсем не трудно.

— Я поблагодарил его за службу, но сказал ему, что раз ты служишь мне, то я сам о тебе позабочусь. Все ступай.

Выйдя из шатра я снова наткнулся на своего постельничего, ожидающего моего выхода с самым преданным видом.

— Хорошо, что ты тут, Матвей…

— Иванов я сын, государь.

— Так вот, Матвей Иванович, вели Семку кликнуть.

Постельничий поклонился и тут же исполнил приказание. Когда слуга появился, я внимательно посмотрел на него и пришел к выводу что Косой это не фамилия. Один глаз его и впрямь косил, губу украшал кровоподтек, а лицо выражало полнейшее почтение.

— Какого ты рода, Сема?

— Так, дворцовые слуги мы, государь, и отец и дед мой исстари царям, да великим князьям служили.

— Эва как! Ну, что же, служишь ты исправно, думаю, надо тебя пожаловать. Чего ты тут объедки подбираешь? Пожалуй, я тебя в стрельцы произведу, да сразу в начальные люди. А ты сегодня же ночью их в бой поведешь, а то застоялись мы тут под Белой. Возьмешь крепость, и выше пожалую, а погибнешь с честью, так с честью и похороним!

Подбоченившийся при первых словах слуга, тут же сник и, кинувшись в ноги, заревел белугой:

— Не губи, государь! Мы завсегда верой и правдой во дворце служили…

— А если твои предки во дворце служили, то чего они тебя язык за зубами держать не научили? Запомни, пес, никому на тех людей, что со мною рядом, не позволено поносные слова говорить!

— Прости, государь, бес попутал! Не говорил я ничего поносного про ту немку! Бес попутал!

Шемякин, с интересом слушавший нас, кажется, сообразил, в чем дело и неожиданно схватив кающегося слугу за шиворот, вынул засапожник и, глядя на меня, спросил:

— А может, ему язык укоротить?

— Сам смотри, — отозвался я, — ты постельничий. На тебе порядок, с тебя и спрос! Ладно, не казни пока, но при следующей вине, вспомни и об этой.

Заполненный нежданными хлопотами день подходил к концу. В быстро наступающих сумерках казаки Михальского готовились к ночному поиску. В помощь им были приданы пушки и две роты стрельцов. Полк Гротте я пока не трогал, все же они хоть и мои люди, а жалования пока не видали. Не стоит давать наемникам повод для беспокойства.

— Надеюсь, вы не собираетесь идти в первых рядах, мой кайзер? — Спросил фон Гершов, подозрительно глядя на то, как я снаряжался к бою.

— Нет, дружище, но я не люблю сюрпризов, а потому хочу быть к ним готовым, — отвечал я, надевая шлем.

Трехчетвертной вороненый доспех, кавалерийская шпага на поясе. Верные допельфастеры в ольстрах, и пара одноствольных пистолетов поменьше за поясом. С таким арсеналом я не боялся встретиться лицом к лицу с полудюжиной противников. Ну, а что? Стволов-то, как раз шесть! Кароль и Никита снаряжены примерно так же, разве что пистолетов поменьше. Михальский уже ускакал со своими башибузуками вперед, оставив со мною Панина. Миша тоже крутится где-то неподалеку в богатом панцире и украшенной чеканкой иерихонке. Зная о его «ловкости», я велел ему держаться сзади, дабы ничего не испортить.

Передовые наши отряды уже под стенами и осаждающие не могут их не видеть, но огня по ним никто не открывает. Терпение — одна из главных добродетелей солдата, и я терпеливо жду известий от своих людей. Наконец прибегает нарочный от Корнилия с известием, что наши люди уже внутри. Как оказалось, поврежденные ворота были завалены всяким хламом и солдаты Дугласа пустили казаков в ту же калитку, в которую ходили на вылазку. Вторые ворота, охраняют сами поляки, так что там пока не пройти. Когда наконец казаков становится достаточно много внутри крепости, они внезапно атакуют жолнежей у вторых ворот. Те не ожидают нападения изнутри и вскоре ворота широко распахиваются, пропуская внутрь осаждавших. В крепости поднимается шум, но вскоре все кончено. Убедившись, что сопротивление бесполезно, поляки и литвины бросают оружие. К тому же, как оказалось, многие из них были пьяны и проснулись уже пленными. Уже светало, когда их, связанных и безоружных, стали выводить под конвоем шотландцев и казаков и передавать стрельцам. Следом из крепости вышли и тут же построились для присяги наемники. Вышедший к ним Барни Дуглас развернул контракт и стал громко зачитывать его своим людям, ловящим каждое его слово. Все приняты на русскую службу прежними чинами с сохранением жалования. Отдельно оговорено, что расчет будет произведен сразу же по прибытию в Смоленск. Наемники дружно кивают и под пение капеллана присягают новому работодателю. Почти все, переходят на другую сторону не в первый раз, так что процедура знакомая и, даже, рутинная.

Несколько отдельно мои бывшие сослуживцы во главе с Карлом. Тот смотрит на меня немного насторожено, видимо опасается.

— Здравствуй, Карл, — приветствую я его, — рад видеть тебя в добром здравии!

— Ваше величество, — склоняется тот в поклоне, — ваши слова — большая честь для бедного наемника.

— Здравствуйте друзья, — обращаюсь я к рейтарам, знакомым по прежним временам, — а где этот старый мошенник Шмульке?

— Я здесь, мой кайзер, — тут же отозвался мой бывший капрал.

— Я скучал по тебе и твоей науке.

— А я рад, что мне удалось вас чему-то научить. Вы были хорошим рейтаром, ваше величество, и надеюсь, будете не худшим командиром.

— Даже не сомневайся, старый разбойник. Ну что, рейтары, пойдете служить к герцогу-страннику, ставшему русским царем?

— Да, ваше величество.

— А со мной, ты не поздороваешься, Карл? — раздался совсем рядом громовой голос полковника Гротте, подъехавшего за мной вместе со свитой.

— Хайнц? — удивленно воскликнул капитан рейтар.

— Не просто Хайнц, а полковник! — внушительно ответил ему командир мекленбургской пехоты, — я давно на службе у нашего славного герцога и, как видишь, преуспел. А вот какого черта ты ждал, мне не очень понятно.

— С вашего позволения, гер оберст, наш контракт закончился только сегодня ночью, — с достоинством отвечал тот.

— О, тогда конечно, орднунг превыше всего! Дядя Вилли гордился бы тобой, парень.

— Черт, все собирался узнать, не родственники ли вы, да так и не собрался, — засмеялся я, наблюдая их встречу.

— Мы кузены, — был мне ответ, — и не виделись уже лет десять.

— Весьма отрадно наблюдать за встречей родственников, но я тоже хотел бы кое-кого увидеть, — проговорил я вглядываясь в рейтарский строй.