Иван Оченков - Смоленский поход (СИ)

— Это как же, милостивец, — потрясенно пискнул походный казначей дьяк Лаптев, заглянув в бумаги, — да куда же этакую прорвищу денег!

— Мил человек, нам Смоленск штурмовать надобно, — ласково отозвался я, — и ежели ты думаешь, что с делом сиим справишься лучше, чем мушкетеры, да рейтары, то говорить не о чем. Я их прогоню немедля, а ты завтрева на стены полезешь с саблей.

— Ну что ты государь, я же только о прибытках твоих пекусь, — запричитал казначей, — а коли ты хочешь воинским людям за их труды заплатить, так на то твоя царская воля.

— Милостивец, — заговорил елейным тоном старший постельничий Буйносов, — что ты все в делах, да в заботах. Мы на радостях целый пир приготовили ради встречи, шатер, да баню походную…

— Все бы вам бражничать, да чревоугодие свое тешить! Царь только прибыл, лба еще не перекрестил, а вам и горя мало. Первым делом надобно молебен отслужить, ради благополучного прибытия, а там уж и за стол можно. Где архиепископ Смоленский?

— Так в поляки как город взяли, сразу и увезли преосвященного Сергия в плен…

— Вот незадача, ну да ладно, будет еще время помолиться. Кстати, скажи мне, любезный, как так приключилось что придворные мои, да рынды, да спальники и прочих чинов люди, от царя своего отстали?

— Да что ты кормилец, — всплеснул руками князь, — да ты же сам ровно ветер из Вязьмы сорвался, никого не предупредив! Уж ты бы нам весточку, хоть какую-нибудь дал, уж мы бы за тобой ровно нитка за иголкой!

— Что-то Пушкарев со стрельцами меня нашел, а Миша Романов так и вовсе не отстал. И мне пришлось, чтобы не допустить умаления чести царской, Федора Панина в рынды ставить. А то ведь это смех один, если всего один рында!

— Истину говоришь государь, ровно как в писании…

— Не богохульствуй! — перебил я его славословия и продолжил, — поскольку сей Панин службу нес исправно, и в иных делах отличился, то жалую его чином стряпчего и велю и далее, при надобности, рындой быть в походе.

— На все твоя царская воля, государь, да только родом-то он ниже всех будет.

— А я что, велю тебе ниже его сесть? Сказано же, что при надобности! Покуда таковой нет, то пусть служит по-прежнему у Михальского. Но в списки его внести, да про жалованье не забудьте. Внял ли?

— Все исполню, батюшка!

— Ну и славно, так что ты там насчет пира говорил? Корми царя, но гляди, чтобы никто не упился, поход все же.

Услышав мои слова, Буйносов пулей выскочил из шатра и кинулся готовить все к торжественному пиршеству. Такой уж обычай ныне, куда бы царь не направился, там непременно или пир или молебен, причем последних значительно больше, тем более что чревоугодие — смертный грех.

Пока слуги и придворные под руководством Буйносова суетились, я наткнулся глазами на оставшихся неприкаянными Федьку с Мишкой.

— Что, ребятки, без вас справляются? Ничего, баба с возу — кобыле игого!

Услышав шутку рынды заулыбались, а я продолжил.

— Федя, что ты должность рынды правил в разрядную книгу внесут, я распорядился. А пока возвращайся к Михальскому, у него дел всегда много.

— Благодарствую, государь, — поклонился Панин.

— Да не благодари, успеешь еще, а ты Миша…

— А можно и мне с сотней Корнилия, — неожиданно выпалил Романов.

— Даже не знаю, а чего это ты, или придворная служба умаяла?

— Да скучно с рындами, — помялся Мишка, — в бою николи не бывали. Всех разговоров, что о чести дедовской, да о милостях царских за службу. А за что им милости, если никто из них в деле не был, да саблю в бою не вынимал?

— Вон ты как, — улыбнулся я, — ну, вольному воля, а спасенному рай. За Корнилия не скажу, но его сотня к государеву полку приписана, а командует им Вельяминов. Сегодня отдыхайте с Федором, а завтра явишься к полковому командиру, он и решит.

— Как же так, — изумился Романов, — ты же царь?

— Я царь, а порядок для всех один! Понял ли? Ну, ступайте теперь.

На следующее утро, я послал в Смоленск предложение о сдаче. Не могу сказать, что подвигло меня написать его именно так, но текст написанный латынью, гласил: — «Я у Смоленска. Три дня сроку на размышление. Сдадите город — воля. Первый выстрел — неволя. Штурм — смерть! Иоганн.»* Не дожидаясь ответа, посоха была послана на рытье траншей. Начинаясь почти у самого лагеря, они зигзагом шли в сторону крепостных стен, постепенно углубляясь. Вынутый из земли грунт тут же насыпали в мешки и корзины и делали из них укрытия от вражеских пуль и ядер, под прикрытием которых продолжали работу. В опасении вылазок, работных людей на каждом участке прикрывало не менее роты пехоты и сотни казаков. Предосторожности оказались не напрасными, осажденные в первую же ночь попытались захватить и засыпать одну из траншей, но попались в засаду. Неудачная вылазка стоила им двух десятков убитых и полудюжины пленных, заставив быть осторожнее. К концу второго дня работы продвинулись достаточно далеко, и можно было приступать к устройству батарей. Всего их предполагалось три. Первая недалеко от Никольских ворот, вторая у Грановитой башни, а третья у пролома устроенного поляками при штурме, со стороны Восточного оврага. Обрушенные прясла между тремя безымянными башнями, наскоро заделанные бревнами и засыпанные землей, представляли собой очень удачное место для штурма. Воеводы, поняв, что приступа не избежать, предлагали устроить проломные батареи только здесь, но я с ними не согласился.

— Штурмовать будем с трех сторон одновременно, — заявил я им, — с тем, чтобы супостат не знал где главный удар и не перебросил туда подмоги.

— А где главный-то будет? — озадаченно спросил меня Троекуров.

— А везде, — улыбнулся я, — в большой пролом на восточной стороне пойдут «людоеды», так я про себя окрестил наемников, сдавшихся мне в кремле. На людях, я конечно так не говорил, называя полк немецко-венгерским. В ворота пошлем стрельцов, а на Шеинов вал у угловой башни пусть казаки штурмуют.

— А как же свеи? — осторожно поинтересовался Черкасский, называвший свеями мекленбуржцев.

— Они да дворяне московские в резерве будут, где штурм удастся туда и пойдут.

— Поспеют ли? — покачал головой князь.

— Поспеют, куда денутся. Что слышно от поляков, на письмо отвечали?

— Нет, государь, молчат проклятые.

—----------

*Почти дословный ультиматум Суворова к гарнизону Измаила.

На третий день работ началось устройство осадных батарей. БедолагаВан Дейк разрывался на три части пытаясь успеть всюду, чтобы контролировать ход работ. Работники на каждом участке разделились на две команды. Пока большая тащила по дну траншеи к месту установки огромные затинные пищали и мортиры, другая строила для них импровизированные укрытия из щитов гуляй-города подкрепленных мешками с землей. В получившихся укреплениях займут свое место пушкари, а также стража достаточная для обороны на случай вылазки польского гарнизона.