Юрий Гамаюн - Отрок. Перелом

– Значит, так! Слушай, что скажу, – Егор понимал, что теперь ему надо спешить изо всех сил. – Указ тебе, Леонтий, такой…

Новик сразу подобрался, словно к прыжку изготовился: указ десятника и запомнить, и уяснить надобно, чтобы исполнить правильно.

– Здесь сидишь, что бы ни случилось! Пожара берегись особо, на остальное не оглядывайся. Похоже, сегодня всего ждать можно. Шум какой начнется – не твое дело. Понял? Что бы ни было – не твое дело! Покуда я сам не вернусь…

– Сделаю, дядька Егор!

Десятник шагнул к лестнице, но вдруг остановился.

– Вот что, Леонтий. Большая кровь сегодня в селе прольется. Сигналы, что учил, помнишь?

– Помню, дядька Егор! – обиделся парень. Эти сигналы в Ратном все мальцы с пеленок знали.

– Тогда, как услышишь, что я тревогу высвистел, бери факел, запаливай и кидай в сенной амбар, вон тот, что к воротам ближе.

От такого выверта новик даже растерялся.

– Дядька Егор, загорится же! Мы от пожара и поставлены?

– Угу, загорится, – согласился десятник. – Так надо! Сделаешь, как сказано! И чтоб душа не дрогнула. – он зло усмехнулся. – Чего таращишься? Не ополоумел я. Сегодня недовольные Лисовинов резать хотят, если ты еще не понял. Если Лисовинов вырежут или, наоборот, они верх возьмут, это не беда. Кровь, конечно, и усобица, но не беда. А вот если все Ратное на ножи встанет. Никто этого не желает, но по темноте, да в сваре мало ли что… Заденут кого из соседей – и готово, за него свои вступятся. Кто в чем виноват, поздно думать. А пожар – беда общая, загорится – не до усобицы. Кто сам охолонет, а кого, глядишь, бабы уговорят, но в пожар усобицу никто не затеет. Оттого и запаливать надо с краю и там, откуда на все село пламя не перекинется, а тушить сподручно. Пусть и сгорит чего в суматохе, зато Ратное кровью не умоется. Понял? Тогда сиди и смотри. Но раньше, чем мой свист услышишь – не запаливай!

Внизу, на земле, оказалось не в пример темнее, чем наверху под луной.

Приходилось спешить, потому что Устин наверняка уже приготовился выступить. Ратником он был отменным и не глупым, хоть и горячим, и на верную смерть своих не повел бы. Если узнал бы о Корнеевой задумке, глядишь, и отложил бы, а там, возможно, и совсем недовольных унять удалось бы.

И снова, как больной зуб дернуло:

«Эх, Устин… Не уймется ведь. Так и так рано или поздно попрет против сотника, даже если на верную гибель. Его уже не остановить, так хоть не дать ему других погубить. А ведь главное – и победят они, все равно не по его выйдет. Не будет так, как прежде, что с Корнеем, что без него. НЕ БУДЕТ…»

Из переулка прямо наперерез Егору вынырнули двое новиков Фомы. От злости у него аж горло перехватило:

«Чем думал, орясина?! Неужто злоба разум пересилила?! Ведь понял же там у ворот, к чему дело идет – по глазам видно было! – кипел про себя десятник. – И все-таки решил бросить мальчишек в рубку! Ну, если и в самом деле так – всю морду скотине развалю, как с дерьмом разгребемся, но сейчас этих завернуть нужно!»

– Стой! Куда направились, честные ратники?

Парни остановились и переглянулись.

– Так это… К дядьке Устину… Ты ж тоже туда вроде должен?

– Что я должен, не твоего ума дело, щенок сопливый! Я и в церкви порты сниму – тебя не касается! Ты лопуха мне притащишь, а он подтереться поможет! – вызверился Егор, не давая парням опомниться. – Вам что Фома сказал?

– Так, дядька Фома сказал, можно и не ходить. Без нас все обойдется… – растерянно переглянулись парни. – Но как нам остаться-то? Мы же не можем, коли десятник пошел…

– Что?! – казалось, Егор изумлен до невозможности. – Слову десятника перечить?!

Парни побледнели: нарушить приказ десятника – лучший способ расстаться даже с мыслью о воинском поясе.

– Фома мне только что сам сказал, что и ратников всех по домам отправил, не только вас, сопляков, а ты мне тут втираешь?! – не задумываясь, врал Егор. – Домой пошли, вояки хреновы! Мечи сюда давайте!

Парни снова переглянулись. Вообще-то это уже было не по обычаю, но с Егором лучше не шутить, да и они сами, кажется, не уразумели приказ своего десятника, раз Егор так говорил. И вокруг что-то неладное творилось… Мало ли чего там старшие задумали! Так что новики сочли за лучшее не спорить: пусть завтра дядька Фома сам разбирается.

Мечи вместе с поясами и ножами перешли к Егору.

– А теперь домой и чтобы до утра носу не высовывали! – рявкнул им вслед Егор.

Вот и дом Устина, но во дворе было подозрительно тихо – людей Егор и из-за тына услышал бы. Опоздал! И ворота открыты…

Дверь в дом отворила Марфа. Спрашивать ничего не понадобилось, и так понятно – опоздал.

– Давно ушли? – он еще надеялся догнать и предупредить.

– Не очень. Случилось чего?

– Нельзя им выступать! Корней ловушку приготовил… – Егор хоть и спешил, но не мог не предупредить Марфу. – Ты детей уведи куда-нибудь. Похоже, плохо дело обернется.

Марфа враз закаменела лицом; испуга или растерянности выказать себе не позволила.

– Беги! Упреди, Егорушка, – ей ничего втолковывать не пришлось, сама все сразу поняла. Крепкая баба, иному воину не уступала. Уже поворачиваясь к воротам, десятник услышал, как Устинова большуха отдавала команды девкам и детям не хуже, чем ее муж, когда приказывал своему десятку в бою.

Егор не успел и до ворот добежать, когда стало понятно, что спешить уже некуда. Со стороны подворья сотника донесся резкий звук удара, видно, по дереву чем-то хряпнули, затем крик и брань. Распугивая ночных обитателей, нагло и отчетливо зазвучали в темноте щелчки самострелов, сочные удары болтов в древесину и лязгающие – по броням. Завизжала девка, и снова ругань, лязг железа и щелчки, щелчки, щелчки самострелов.

Все, там делать больше нечего. Теперь оставалось помочь бабам вытащить из дома детишек: Корней, конечно, не изверг, но сейчас его собственных внуков пришли резать – ему не до христианских добродетелей.

Егор метнулся назад в дом. Навстречу ему выскочила какая-то баба в теле. Он сперва не понял, кто это, а когда узнал, глазам своим не поверил.

– Варька? – вот уж кого не ждал Егор здесь встретить – Ты какого здесь?

– Сироток Софьиных забрать. Какая-никакая, хоть по мужу троюродная, а родня мне… – На руках у Варвары и впрямь был малыш, а за подол ухватились двое постарше. – Негоже их бросать. И Фаддей сказал.

– Бегом, дура! Чего стоишь? В ворота и в проулок! Бегом!!! – рявкнул Егор, но, похоже, время для этого вышло. У дома Лисовинов схватка заканчивалась, и кто-то уже бежал по улице к Устиновой усадьбе.

– Назад! К забору! У тына плаха сдвигается. Быстрее! – распорядилась выскочившая на улицу Марфа. – Там проулок глухой. К старой Аксинье бегите. Да быстрей же!

Первым в щель забора нырнул малец лет семи. Следом, кряхтя, пролез Егор и стал принимать у Варвары ребятишек, чуть не откидывая их в стороны, чтобы освободить место для следующих.