Виталий Храмов - Сегодня – позавчера

Днём наши разведчики выловили одичавших окруженцев в количестве четырёх человек. Все рядовые бойцы. Они тоже услышали бой и пошли на него, рассудив, что страшный конец лучше бесконечного страха. У них на четверых было три винтовки, четыре штыка и девять патронов. Их покормили, приодели и поставили в ряды колонны. Оружие оставили их же, но добавили по двадцать патронов каждому.

– А мене оружие?

– А где твоё?

– А, у мене и не було. Я в части должен был получить, а тут немцы, все бегают, ничего никто не знает.

– И откуда же ты без оружия-то следовал?

– С хоспиталя.

– Воевал?

– Не-а. Не успел. На станции как налетели, как начали долбить! Меня и долбануло. Но и тогда у меня ружа не було. Я, грят, маршерутанная рота, не положено.

– Ладно, бедолага. И у нас не положено. Штык где-то подобрал? Вот с ним и воюй. Оружие в бою и добудешь. А что умеешь?

– Это как?

– Где работал, учился чему?

– Конюх я. В школе три класса отучился, отец не велел больше. Читать умеешь, грит, хватит.

– Антип, тут твоего полку прибыло. Конюх.

– Тут каждый второй – конюх. Лучше бы ещё одного механика на этого немецкого зверя.

– Тут уж, Антип, дарёному коню в зубы, сам знаешь, не смотрят.

– Пойдём, горе-дарёный-конь!

К вечеру вышли к маленькому хутору в лесу. Тут дорога от него разбегалась на три ветки. Хутор – небольшой дом, пара хозяйственных построек, огород за забором. Разведка доложила – в доме было трое, старик, хромой мужик с ногой в колодках и девушка. Оцепили хутор, вышли на него основным отрядом – решили здесь заночевать. Но оказалось, хромого и девушки – нет. Просочившись сквозь редкое оцепление, они скрылись.

– Причём в разные стороны, – закончил доклад разведчик, в оборванной и грязной маскировке в самом деле похожий на лешего.

– Найти, словить, притащить, – приказал я.

Разведчик скрылся, Алёхин тоже дёрнулся, но я его остановил, не удержавшись, схохмил:

– А вас, Алёхин, я попрошу остаться.

Никто, конечно, не оценил юмора. Ладно, прокатит за странность.

– Пойдём с хозяином знакомиться. И вот что, Лёша. Глаза держать широко открытыми. Хуторяне всегда были с чудинкой. А поведение обитателей этого хутора весьма странное, надо понять, почему. Обращай внимание на любое несоответствие.

– Понятно, командир.

Небольшой домик, но из толстенных брёвен. Крепкий порог из толстых досок, низкая дверь из дубовых досок, стянутая железными коваными полосами. У порога – конура порядочных размеров, но собаки нет.

– Там вон кузня, – один из разведчиков указал на самый дальний маленький сарайчик.

– Нехило, – удивился я. – О-очень интересно. Прямо не терпится познакомиться с этим хозяином леса.

Я постучал в дверь.

– Не заперто, – донеслось из-за двери.

Я махнул рукой, перед дверью никого не осталось. Только тогда толкнул дверь. Без скрипа она отворилась. Выработанный уже боевой инстинкт ждал выстрела в проём двери, но вместо этого:

– Проходите, гости дорогие.

– Лучше перебдеть, чем перебздеть, – буркнул я и хотел шагнуть в дверь, но Леший опередил меня, заслонил собой, постоял секунду, двинулся дальше.

Мы зашли толпой в основную комнату. Крутили головами, осматриваясь. Печь, основательный стол под скатертью, две широкие лавки, в углу образа. Я снял кепку, перекрестился. Мои спутники тоже обнажили головы, но креститься воздержались.

– Вечер добрый, хозяин! – кивнул я бородатому мужику медвежьих пропорций, сидящему за пустым столом с руками под столешницей, с прищуром смотрящего на нас.

– И вам не хворать, поздние путники. Куда путь держите? Откуда? Ежели не секрет, конечно. Время сейчас тёмное, неспокойное.

– В это ты прав, отец. Время сейчас роковое. Мы русские воины, защищали землю нашу от супостата могучего. Не совсем удачно всё сложилось, враг пока силён. Но крови ему мы много выпустили, ослабили малёк. От своих мы отстали, нагоняем. Нам переночевать бы.

– И кто для вас, добры молодцы, свои? Одёжа на вас больно странная.

– Нормальная на нас одёжа, отец. Была бы странная – уже спустил бы курки. Что там у тебя под столом? Картечница?

Бородач достал двуствольный обрез, положил поверх стола. Мои спутники занервничали. Я прошёл, с облегчением опустился на лавку. Оба ствола смотрели прямо мне в лицо.

– Не дури, отец. Я – командир отдельного истребительного батальона. На что ты надеешься? Напугать меня хочешь?

– А если так?

– Отец, я не в такие стволы заглядывал и то не боялся.

– Это в какие такие?

– В пятидесятимиллиметровые. В танковые. С чёрно-белыми крестами на броне. А потом жёг их. Сколько там на моём счету, Кадет?

– Три танка, один самолет…

– Достаточно. А этот броневик – наш трофей. Это он тебя смутил, отец?

Бородач убрал обрез. В комнате пронёсся выдох.

– И одежда на многих трофейная. Мы пленных освободили. А они сильно в плену поиздержались, вот и одели вражьи шмотки. Не мёрзнуть же. Понимаешь, с вещевым довольствием как-то сложновато стало.

– Тогда добро пожаловать, гости дорогие!

– Давно бы так. Но я понимаю, время непростое. Только так, как ты поступил – чистое самоубийство.

Бородач опустил голову. Похоже, так и было. Не надеялся старик утро встретить.

– Ты лучше, отец, расскажи, где жильцы твои?

– Какие жильцы? – насторожился дед.

– Хромой парень и девушка. Чего нам ждать? Засады врага? Или ты их просто спрятал?

Бородач молчал, потупившись.

– Ну, не хочешь, как хочешь. Сами споймаем. Кадет, распределяй людей на ночлег. Леший, по сценарию. Архип, позаботься об ужине и помывке. Я тут баньку видел. Думаю, хозяин не сильно осерчает, если мы его баней воспользуемся. Чистота – залог здоровья. А мы неделями рожи не мыли.

– Почему Кадет? – вдруг глухо спросил бородач.

– Молодой, но перспективный. На учёбе он тут у меня. Со временем офицером станет, а может, и генералом.

Глаза бородача засверкали из-под густых бровей. Ого, да похоже, что дядя-то из бывших. И тут он меня несказанно удивил:

– Значит, правду он говорил… – пробормотал бородач.

У меня аж сердце зашлось.

– К-кто? – я даже заикаться стал. – Кто говорил?

Но бородач опять замкнулся.

– Командир, – позвал Леший и протянул ко мне на раскрытой ладони бычок с фильтром и дешёвую одноразовую зажигалку из прозрачного пластика. Ух, ё!

Бородач начал опять поднимать на меня обрез, но от всплеска эмоций из-за увиденной вещицы из моего времени я уже был в боевом трансе. Я одним движением вырвал обрез из его рук, хлопнул бородача раскрытой ладонью в лоб. И всё это поднимаясь с лавки. Я бросил обрез в угол.

– Леший! – заорал я (я уже не мог себя сдерживать), – Отменяется всё! Всех поднимай! Догнать его! Во что бы то ни стало! Он! Это его вещи! Девку не ловить, хер на неё, сама вернётся. Дома чувствуется женская рука, девицей до сих пор пахнет – она ему родственница, А вот он – чужой! Совсем чужой! Он дороже всех наших жизней! Лови его! Умри, но поймай! Только бы он немцам не достался! Ух, ё! Что будет тогда!