Юрий Корчевский - Пограничник против Абвера

Особист уже подступился к Свиридовой.

– Кто, куда и когда ездил на грузовике?

– В Калинин, за лекарствами, можете путевой лист проверить. У нас с этим строго.

– Кто ездил?

– Рядовой Афонин и сержант Лыкова.

Прямо женское царство!

– Где они?

– В этой избе. Там сержант. А по соседству изба водителей. У нас семь грузовиков, водители вместе спят.

Светлов на ухо Федору прошептал:

– Бери своих бойцов и бери эту Лыкову. А я за водителем.

Ну да, боится сержанта пришибить, как Любу-продавщицу, не иначе.

– За мной, – скомандовал Федор бойцам.

Когда во двор зашли через открытую калитку, показал рукой.

– Сучков, ты здесь, Обухов – на задний двор.

А сам на крыльцо поднялся. Дверь на себя потянул, а она не заперта. В сенях темно, он фонарь включил, зашел на кухню. Запах вареной картошки, еще чего-то съестного. Из кухни две двери, вернее, два дверных проема, прикрыты ситцевыми занавесками.

– Хозяйка!

Из левой комнаты голос:

– Кого принесло?

Ага, женщина в правой комнате. Туда Федор ринулся. На кровати кто-то шевелится. Направил фонарь. Женщина лет тридцати в мужской ночной рубахе. Исподнее штатное выдавалось для мужчин и женщин. У рубашек укорачивали рукава, а кальсоны обрезали, получалось нечто вроде панталон.

– Сержант Лыкова?

– Я.

– Одевайтесь.

– Выйдите или отвернитесь.

Вот уж дудки! Не хватало спину ей подставлять! Выстрелит из штатного револьвера или примет яд.

– И не подумаю. НКВД! Вы задержаны.

Лыкова замерла, потом рука к ремню потянулась, что на спинке кровати висел. А на ремне кобура. Федор прыгнул вперед, ударил сержанта по руке.

– Ай! Вы мне руку сломали! – закричала женщина.

– Двигайтесь медленно. Резкое движение – и я вам шею сверну!

Женщина взялась за гимнастерку.

– Замри!

Федор ощупал каждый шовчик. Не вшита ли ампула с ядом? Бросил гимнастерку женщине.

– Встать! Руки вверх!

Женщина подчинилась. Федор обыскал ее. Сержанту не понравилось.

– Я буду жаловаться. Не имеете права обыскивать. Я женщина!

– Ты сука немецкая! Заткнись. Найду рацию – пальцы переломаю.

Угроза подействовала. Федор обыскал, прощупал юбку, даже в сапоги заглянул. Снаружи хлопнул одиночный пистолетный выстрел. Женщина вздрогнула всем телом.

– Твоего сообщника особист шлепнул, – спокойно сказал Федор.

Блефовал старлей. На душе беспокойно стало, что-то не так пошло. Женщина оделась, обулась.

Федор ремень ее с оружием взял.

– Выходи!

Вывел во двор, приказал бойцу:

– Рыпнется, прострели ей обе ноги.

– Слушаюсь!

И направил автомат на задержанную. Надо обыскать дом, но в первую очередь выяснить: кто и зачем стрелял? Федор рысцой к соседней избе ринулся.

У входа Светлов, правой рукой левую поддерживает. На рукаве темное пятно расплывается.

– Задело?

– Водитель выстрелить успел. Его карабин в пирамиде. Из-под подушки пистолетик выхватил маленький. С ладонь. Один выстрел сделал. А я ему в лоб рукояткой. Мои бойцы уже спеленали, в сенях лежит.

– Товарищ Свиридова! – крикнул Федор. – Ко мне!

Женщина спешно подошла.

– Ваш водитель, который немецким агентом оказался, ранил нашего офицера. Перевяжите, окажите помощь.

– Ой! – чисто по-женски прижала ладони к щекам. – Афонин? Поверить не могу.

И убежала.

– Светлов, ты как? – спросил Федор.

– До свадьбы заживет.

Федор переживал. Пуля могла быть отравленной. И маленький пистолетик мог наделать большой беды.

– Пистолет где?

– Валяется в комнате.

Федор вошел в избу. У стены с поднятыми руками стояли в исподнем водители, перед ними автоматчик Светлова. Пистолет валялся на полу. Федор поднял, выщелкнул магазин. Все пули целы. Он перевел дух. Пули, если они отравлены, имеют надпилы, чтобы ядом пропитались. Пистолет небольшой, на ладони легко умещается. Он сунул его в брючной карман.

– Можете опустить руки, – приказал Федор водителям. – Но пока стоять на месте.

Выскочил во двор. Рядом со Светловым уже хлопотали Свиридова и еще одна женщина в форме. Стянули с особиста гимнастерку, бинтовали руку.

– Вам обязательно в госпиталь надо, – приговаривала молодой лейтенант.

Особист скривился.

– Казанцев, как у тебя?

– Взял, целехонька, под охраной.

– Молодец. Грузовик наперво обыщи.

Первая и самая главная улика в кабине нашлась, за спинкой сиденья. Рация немецкая «SE-82». Сразу отлегло. Радистку взяли, связи агентов с разведцентром нет. А в особом отделе обоих выпотрошат, выйдут на контакты. Радист – лицо в группе важное, но не главное. Должен быть руководитель.

Больше компрометирующего в грузовике не было. Ловко радист и пособник-водитель устроились. Рация все время при себе, выйти в эфир с любого места можно. Попробуй запеленгуй!

Федор с рацией сразу к Светлову.

– Вот она, рация!

– Вы о чем? – заинтересовалась Свиридова.

– Немецкого радиста вы у себя в подразделении пригрели, товарищ младший лейтенант. Бдительность утратили!

– Афонин?

– Пособник. А радист – Лыкова. Думаю, она не Лыкова вовсе.

– Поверить не могу! Одна из лучших наших сотрудниц!

– Вы же сами рацию видите! Какие вам еще доказательства нужны? Вам теперь очень стараться надо нам помогать.

– Поверьте, я не знаю ничего, даже подозрения не было.

– Проверим. Казанцев, обыщи избы.

Светлов по званию старше, хотя по положению оба равны. Дело-то одно делают, только каждый на своем месте. Федор обыскал избу и хозяйственные постройки, обнаружил блокнот с непонятными записями. Что интересно – листки не все. Радисты после передачи уничтожают текст отправленного сообщения. Федор подошел к арестованной. Вина ее уже несомненна.

– Сообщников сама назовешь?

– А не пошел бы ты…

Федор не стал дожидаться окончания фразы, ударил каблуком по носку сапога радистки. В таких случаях боль очень сильная, но без опасных для жизни последствий. Женщина закричала. Жалости к ней Федор не испытывал, только ненависть и отвращение. С каждой радиограммой эта гадина фактически помогала врагу убивать наших бойцов и командиров. Трибунал ее тоже жалеть не будет. Но сейчас надо узнать фамилии и адреса агентов, главаря.

– Не будешь говорить – отдам бойцу-умельцу. У него все не то что говорят, поют. Даже вопросы предугадывают. Только ты после него будешь похожа на кусок сырого мяса.

Федор пугал, не было такого умельца, мастера заплечных дел. Надо было, пока она не отошла от первоначального шока ареста, давить, сломать морально.

– Большевистская сволочь! Быдло! – прошептала радистка.

Федор схватил ее руку, включил фонарь, осмотрел пальцы правой руки. Черт! Следов от работы на ключе нет. Схватил левую руку. Фу! Перевел дух. Есть следы!