Егор Чекрыгин - Хроники Дебила. Свиток 3. Великий Шаман

Видимо, Эуотоосик был реально в большом авторитете среди аиотееков. Я и раньше видел, что он крут и возле костра оуоо обычно занимает место где-то рядом с нашим Большим Боссом. Но истинную степень его крутости оценил, когда после нашей прогулки в степи меня поставили на совершенно особый режим.

…И опять нет! — Тройную пайку харчей и личный паланкин никто мне не выделил. И даже тренировочную нагрузку не снизили… Как только спина начала более менее подживать, строевые упражнения пошли чуть ли не с удвоенной силой. Реально удвоенной, — никто кроме нас столько не занимался. И что было тому причиной, — мое ли присутствие, суровость нашего оикияоо или то, что мы, побережно-степной сброд, считались слабым звеном, — я так и не выяснил, поскольку не знал языка.

Ах да, язык. Видимо, Эуотоосик отдал приказ научить меня языку как можно скорее. Сразу резко появилось ощущение, что для всей оикия это теперь первоочередная задача, и все не жалея сил бросились ее выполнять… Обидно только, что на вооружении у моих полудобровольных учителей стояли лишь три извечных приема первобытной педагогики — пинки, подзатыльники и оплеухи, а вот со всякими там методиками обучения было плоховато.

…Нет, я не обижался. Я понимал, что ребята по-другому не умеют. Их самих так учили. Но и позволять себя пинать тоже нельзя. Слабый мозг дикаря с трудом очерчивает границы между уроками иностранного языка и очередностью подхода к котлу с кашей. Позволишь пнуть себя на уроке, — будешь довольствоваться объедками, а там уж и до полного загнобления до уровня отрядного полудурка, рукой подать.

Произошла парочка драк, в которых я почти победил… ну или, по крайней мере, точно не проиграл. Правда, исключительно благодаря своей подлости, да маленькому, заранее заготовленному после драк в прежней оикия колышку. Если зажать его в кулаке, он способен наносить очень болезненные тычки по телу, а еще лучше, по бьющим конечностям твоего противника. Даже если в твоем ударе нет настоящей силы то и скользящее касание бьющей руки этим предметом под грамотным углом, способно отсушить ее напрочь. Мне про эту методу еще в Той жизни сенсэй рассказывал.

…Это было оружием чисто для подлянских разборок городской сволоты типа кастета, розочки или обломка бритвы, вставленного в подошву ботинка. Настоящим воинам, каковыми тут были все практически с рождения, подобный гаджет даже в голову прийти не мог. Как не пришло бы в голову современному командующему армией, пропив артиллерию-пулеметы-автоматы, вооружать своих солдат обрезками арматуры и велосипедными цепями перемотанными изолентой… Тут даже кинжалы, дубины и топоры считались лишь подсобным оружием. А настоящим, боевым и реально работающим в битве было копье, как минимум метров трех длиной. Так что хоть все прекрасно видели эту палочку у меня в руках, но обзаводиться подобной же не торопились считая ее не более чем колдовской штучкой-талисманом… А таких у каждого было дофига. (С меня, например, никто не осмелился снять мои цепочки и висюльки, а ведь это могло бы стать неплохой добычей. Но зачем связываться с враждебными духами?). Так что пока палочка меня выручала.

…Пока за дело не взялся Асииаак, мой непосредственный оикияоо. Когда я затеял очередную драку, а он оказался рядом, огребли оба участника.

Но не надо думать, что Асииаак влез в драку и расшвырял нас в стороны, попутно наваляв тумаков, как это бы сделал Нра’тху.

Хренушки. Он, сочетая удивительную мелодичность своего языка со свирепым рявканьем разозленного льва, построил всю оикия, вывел нас двоих драчунов из строя, поставил по стойке смирно и начал поочередно бить по морде с пофигизмом гильотины или электрического стула. Причем бил так, чтобы не калеча и не уродуя, исключительно наказать болью, не портя материал. У меня потом даже зубы не шатались, а только в голове жутко звенело… чувствовалось, что работал специалист.

…Как-то сразу стало понятно, это не драка, это наказание. И если в драке у любого участника есть хоть какие-то шансы, то наказание неизбежно и неотвратимо, как непоколебим и бесстрастен Закон.

Лицо оикияоо не отражало каких-то личных эмоций и чувств. Ни злости, ни раздражении ни садистского удовольствия. Это было лицо дрессировщика, наказывающего зверушек за непослушание. Не более и не менее. И от этого наваливалась такая дикая тоска… После такой экзекуции как-то сразу пропадало желание нарушать правила аиотееков или как-то сопротивляться этой махине под названием Закон и Порядок.

…Вот думаю, такими людьми, как мой центурион-сержант-оикияоо, и строятся Империи. Этакая хладнокровная машина по обузданию и дрессировке варваров, без всяких эмоций загоняющая дикаря в жесткие рамки армейской дисциплины и имперского порядка либо уничтожающая его. Опять же, уничтожающая без всякой злобы и эмоций, а лишь потому, что так велит Имперский Закон… или Религия… или власть Монарха. Подходит любой символ, который этот в общем не самого большого ума или величайших моральных качеств человек выбирает для себя в качестве морального императива. Свято веря в этот императив, Асииаак без страха войдет в клетку с тиграми, и даже будет жить в ней, подвергая свою ежедневную жизнь опасности того, чтобы научить тигров вести себя, как овечки… и все во имя Империи, или там монарха… Потому-то эти спокойные и равнодушные глаза наказывающего тебя оикияоо внушали куда больше страха и покорности, чем сами удары.

Впрочем, мои драки не прошли зря. Я заработал себе авторитет и уважение сослуживцев, а это уже немало… Что еще более ценно, я поднялся в собственных глазах. Выдержать драку с настоящим дикарем, пусть даже у тебя и есть подлянская приспособа, — это немалый шаг.

Впрочем, я ведь тоже не самый большой дебил в этом коллективе. Великий Дебил — да. Но не самый большой… В том плане, что если даже такие дубы, как мой добрый приятель Мнау’гхо, в свое время умудрились понимать и изъясняться на аиотеекском, то уж мне-то стыд и позор не усвоить его в совершенстве.

Я подошел к оикияоо, выбрав момент, когда он выглядел спокойными и расслабленным, и кое-как объяснился с ним, что, дескать, и сам рад бы усвоить язык столь великого народа, как аиотееки. Но хаотичное желание всех подряд меня учить, и особенно пинками, не слишком сильно способствует процессу. У нас тут есть два степняка Грат’ху и Трив’као, чью мову я вполне разумею. Так что пусть он в поддержку этим двум выделит мне человека-двух, которые хорошо понимают аиотеекский (степняки-то, как я понял, не особо блистали). И мы дружными усилиями, без истерик и разборок, как-нибудь да покорим эту высоту.

Асииаак возражать не стал. И даже взялся сам быть одним из моих учителей… Вряд ли из-за особой симпатии ко мне, — скорее из почтения к оуоо Эуотоосику.