Егор Чекрыгин - Хроники Дебила. Свиток 2. Непобедимый

Наконец операция-пытка закончилась. Меня отпустили, перемотав рану какой-то тряпкой. Но испытания на этом закончены не были. Добрая душа Лга’нхи, демонстрируя чудеса заботливости, преподнес мне «дорогой» подарок — приволок труп с торчащим в нем протазаном. По его мнению, снятие очередного скальпа существенно поспособствует моему скорейшему выздоровлению посредством увеличения маны. Да и вырвать оружие из тела тоже должен был я, доверять такое важное дело кому-то другому — вводить в заблуждение духов, ответственных за подсчет моих геройств, а это не очень разумно, ввиду моей возможной близкой кончины и последующего подведения итогов.

С горем пополам сделал и то, и другое. Правда, протазан вырывал Лга’нхи. Я только держался за рукоять. Но даже это усилие надолго отправило меня в забытье.

Очнулся я уже в темноте. Следовательно, пролежал в отрубе весь световой день. Захрипел, пытаясь привлечь к себе внимание, и чьи-то заботливые руки, приподняв мою голову, влили в пересохшую глотку какой-то отвар. Судя по вкусу, тот обезболивающий корешок и валерьянка. А судя по полившемуся вслед за отваром потоку слов, попечение за моей унылой тушкой взяла на себя названная сестренка Осакат. Некоторое время я слушал ее советы о том, как надо было планировать битву и воевать, чтобы не попасть в то дурацкое положение, в котором нахожусь сейчас. Естественно, соплюшка, помахав колом на десятке-другом тренировок, уже воображала себя крутым специалистом и считала своим священным долгом давать советы своим менее успешным коллегам. А сама-то все время просидела в кустах рядом со спрятанными лодками в компании улотского воина-калеки. Им обоим (по отдельности) я перед битвой дал ценные указания: присматривать и охранять друг друга, а то сами по себе они наверняка бы рванули в бой. Вояка — потому что он «лыцарь», а Осакат — потому что считала себя большой специалисткой и ей не терпелось испытать свою крутизну. Да, длительное нахождение малолетней девчонки в компании крутых мужиков явно не способствовало смягчению ее характера, зато дало превосходную возможность приобрести множество дурных привычек. И как нам ее такую замуж отдавать? Кому на фиг нужна жена, которая копье и топорик в руках держит чаще, чем иглу или сковородку? Разве что и впрямь Витьку ее сбагрить. Какая же хрень в голову лезет! Вот щас начнется гангрена, и все эти заботы сразу перестанут быть актуальными.

Кстати, о Витьке. Витька я тоже подумывал оставить приглядывать за Осакат (случись что — на калеку надежды мало), но даже и пытаться не стал удержать его вдали от битвы — это было бы жутким оскорблением и обидой на всю жизнь. Кстати, как там Витек? Надеюсь, хоть он-то остался цел. А значит, вертится где-то рядом, корча из себя крутого воина и, возможно, даже хвастаясь перед Осакат снятыми скальпами и добычей. Вот его-то я и пошлю за Лга’нхи и Бокти. Потому как без меня они накуролесят такого…

Витек оказался жив. И, естественно, ошивался рядом с принцессой своих грез и, даже не пытаясь изображать скромность, демонстрировал рану над ухом от скользнувшего рядом копья, чуть ли не тыча ей в нос содранным скальпом. Красава!

Пока Витек бегал с поручениями, я думал. Думал все о том же, о чем и вчера. Как бы отвертеться от очередного «приятного» опыта?

В бою людей я уже убивал. Раненых и пленных вон тоже убить сподобился. Следующая ступенька — массовый геноцид. А как еще назвать нападение на поселок с женщинами и детьми, который сейчас защищает небось максимум полсотни воинов? Тут нравы и так излишним гуманизмом не блещут, а если сейчас в поселок ворвутся разгоряченные битвой воины, не надо обладать особым воображением, чтобы понять, что там произойдет.

Или уже произошло, пока я был в отрубе. На какое-то мгновение вдруг даже стало легче. Такой подленькой трусливой легкотой, появляющейся от радости, что твою грязную работу сделал кто-то другой. Теперь можно спокойненько уговорить свою совесть, что я тут ни при чем. Я в отрубе лежал и ничем делу помочь не мог. Это все Бокти с Лга’нхи, ну да, они известные дикари и головорезы, что с них взять?!

Но я уже видел один вырезанный поселок — поселок Осакат. Да и наше последнее стойбище мне никогда не забыть. Женщин со вспоротыми животами, детей с размозженными головами, младенцев, втоптанных в грязь. Можно сколько угодно ссылаться на суровые времена и жуткие обычаи. Можно смело притягивать дедушку Дарвина с его естественным отбором и тешить себя абстрактными рассуждениями про улучшение подобным бесчеловечным методом человеческой породы в целом. Вот только можете считать, что у меня кишка тонка, или обзывать паршивым интеллигентишкой, но соучастником всего этого я быть отказываюсь!

— Ну как ты, Дебил? — заботливо спросил меня подошедший Лга’нхи. — А то я уж думал, ты совсем мертвец, такой бледный лежал.

Я повернулся на бок, уперся рукой в землю и постарался привести себя в более-менее горизонтальное положение. Хренушки, будто скалу с места сдвинуть пытаюсь. «Помоги», — коротко не попросил, а приказал я. И Лга’нхи легко вздернул меня в сидячее положение. Грудь прострелила дикая боль, весь мир пошел юлой вокруг моей больной головушки, а к глотке подступил омерзительный комок. Но я сдержался, и через пару минут земля замедлила вращение и остановилась, комок упал обратно, а боль… боль и слабость остались. Но показывать их сейчас никак было нельзя. Как я тогда сказал? «Это тот мир, в котором загнанные лошади пристреливают себя сами!» Так что никакой демонстрации слабости. Слабак тут не может руководить. Это у них на уровне инстинктов. А если я не смогу руководить, поселку, а вместе с ним и всей нашей затее настанет скорый конец.

— Как там дела? Спасибо, — спросил я у Лга’нхи, одновременно принимая чашку с напитком из рук Осакат. — Много наших потеряли?

— Не-е-ет! — радостно протянул Великий Вождь и ткнул мне под нос обе свои руки с четырьмя отогнутыми пальцами на левой и полной пятерней на правой. — Вот, эти «забритые», а это — люди Кор’тека. Еще Кринтай погиб, но он человек Леокая. А еще у Бокти много, но они ведь не наши.

Так, четыре «забритых», аж пятеро у Кор’тека и до хрена, не меньше двадцати, у Бокти. И того тридцатник — почти треть всего отряда в первом же бою, а еще и раненых тут (я быстренько обежал глазами наш импровизированный лазарет) двенадцать человек.

— А этих сколько положили? — уточнил я у Лга’нхи, заранее зная ответ.

— Много! — с гордостью сказал он мне. — Совсем много! Все, что на берег выскочили, всех побили!

— Я же просил, парочку-другую отпустить! — едва не простонал я.

— Ну, может, кто и убежал, — равнодушно ответил на это Лга’нхи. — Мы их по лесу гнали, а это место плохое, за каждым деревом спрятаться можно. То ли дело у нас в степи!