Егор Чекрыгин - Хроники Дебила. Свиток 1. Волшебный Меч

Это было Щастье с большой буквы ЩА! Да я бы, наверное, так не радовался, даже если бы вдруг снова очутился в Москве, запертый в подсобке магазина, наедине с полными холодильниками запотевших бутылок пива. Холодная вода! Свежая! Пусть и слегка пованивающая кожей бурдюка, зато ее много! Ну пусть не так много, чтобы можно было умыться. Но вполне достаточно, чтобы напиться вволю.

А еще вволю напоить Лга’нхи, который уже перешел в стадию горячечного бреда. Рана на его ноге сильно воспалилась и начала пованивать гниющим мясом. И хотя другие раны вроде бы пока были в порядке, но при отсутствии антибиотиков вполне хватит и одного очага заражения, чтобы убить весь организм. Гангрена была смертельно опасной даже в мое время, чего уж говорить о местных, доисторических условиях?

Я жевал, как сумасшедший, и плевался почище верблюда, меняя повязку каждые два часа. А может, и чаще, солнце не слишком точный хронометр. Я допросил Ортая, Мсоя, Осакат и вообще всех на предмет их знаний по части полезных травок, наплевав на осторожность и необходимость поддерживать репутацию. Тоже без особых результатов.

В их представлении во всем были виноваты духи, а против духов травки не канают. Так что Ортай предложил устроить большое камлание с принесением в жертву верблюда… после того как мы пересечем границы Иратуга, а Мсой утешил меня словами, что «такое со всяким бывает, видно, уж ничего не поделаешь, — духи оказались сильнее», и порекомендовал надеяться на лучшее. Впрочем, пообещав подержать верблюда, когда я буду перерезать ему глотку во время жертвоприношения.

В отчаянье я даже пару раз спел «Если хочешь быть здоров» и про «Доктора Айболита» над раной. А потом, понимая, какой же это идиотизм, со стыда поперся по лугам параллельно дороге, в надежде найти какую-нибудь суперисцеляющую травку, которую я опознаю… ну, наверное, инстинктивно. Говорят, собаки и кошки во время болезни жрут траву, которая идет им на пользу, находя ее неким волшебным чутьем. Хрен их знает, я готов был на все.

Даже на… Вонял труп суслика ужасно. Было странно, почему его до сих пор никто не сожрал, зазывный аромат падальщики должны были учуять с противоположной стороны долины. И тем не менее труп валялся в траве, а под лопнувшей кожей копошились отвратительные белые черви.

А ведь еще там, в Москве, я слышал байку про то, что черви в ранах даже очень полезны, поскольку выедают гниющее мясо, оставляя здоровое… Вот только бы еще знать — те ли это черви? И можно ли их вытащить из этой мерзости и засунуть в рану Лга’нхи, не перетащив заодно и миллиарды жутких микробов?

На всякий случай выковырял несколько штук и осторожно пересадил в кожаный кисет, где раньше хранил «золото Пивасика», — те немногие золотые и серебряные вещицы, что нашлись в его «закромах». (Только не надо думать, что я выкинул свои богатства, не настолько я был в отчаянии, просто пересыпал его в кошель из-под красок.) (Блин. Теперь понятно, почему наш шаман был весь обвешан разными кисетами, туесками и сумочками, а я-то раньше думал — это часть униформы Шамана, для большей понтовитости.)

Вечером я увидел, что мой приятель совсем плох. Лоб пылал, бред почти не прекращался, его то трясло от холода, то бросало в жар. Сволочь, — он и раньше-то был не слишком хорош. Но старательно делал вид, что все в порядке. Еще бы, разве эта скотина дубовая позволит себе хотя бы тень жалобы, пока находится в сознании? Нет, она будет из себя хрен знает чего изображать, терминатора, блин, жидкокристаллического, на котором раны сами собой затягиваются, а батарейки пердячим паром заряжаются… А вот потом, потеряв сознание, начнет стонать и скрипеть зубами. У, тварь, — ненавижу!

Так что, изрядно помучившись, я решился. За время пребывания в этом мире я уже успел насмотреться на мучительные смерти от заражения, так что понимал, что просто надеяться на чудо — бессмысленно. Надо предпринимать любые, пусть даже и самые безнадежные, попытки.

Поначалу, попав сюда, я долго не мог поверить, насколько же хрупка человеческая жизнь. Знал, но поверить и смириться не мог очень долго. Ни йода, ни зеленки, ни даже просто спирта. Да тут даже мыла не было, не говоря уж про антибиотики.

Потому иногда даже сильный и крепкий воин загибался от, казалось бы, пустяковой раны, а то и царапины, в которую попадала грязь. Чуть ли треть родов заканчивалась смертью роженицы, а уж когда раны принимали такой вид, как сейчас у Лга’нхи, — это почти всегда означало смерть. Неудивительно, что все так боялись духов, проникающих через «лишние» отверстия в теле, — смерть от гангрены была мучительна, а возможности лечения не существовало. Разве что ампутация, к которой прибегали чуть ли не в ста процентах случаев, даже в двадцатом веке.

Но ампутация, даже если представить, что я смогу ее сделать (а я точно не смогу), в данном случае делу не поможет. Жить калекой Лга’нхи не станет — гордость и воспитание не позволят. Оставалось только надеяться на чудо и червей.

Хорошенько наточив нож и подготовив бинты и травки, велел накипятить воды. Кто-то пискнул, но я глянул на него таким взглядом, что он сразу заткнулся… — надеюсь не навеки, но в случае чего, готов разработать для него и других местных глухонемых язык жестов.

Что было потом, лучше вспоминать не буду. Вскрыть раздувшуюся рану, осторожно подрезав почти скрывшиеся в воспаленном мясе швы, вытащить остатки ниток, выдавить и убрать из раны хлынувший гной вперемежку с кровью, отмывать в теплой воде червяков и запихивать их в рану… Бр-р-р… Если учитывать, что все это делалось при мерцающем свете факелов, под сдерживаемые стоны и скрежет зубовный Лга’нхи и под ненужные комментарии Ортая, Мсоя и еще пары воинов, держащих пациента за руки, за ноги. Хорошо хоть, что воспитание наших девчонок, также ассистировавших при операции, заставляло их сдерживать языки в присутствии взрослых уважаемых мужиков… Иначе бы у меня точно крыша съехала.

Потом долго думал — зашивать снова рану или нет. В конце концов решил пока оставить открытой, — ведь мне еще червяков убирать, так что я запихал в рану тампон из прокипяченной в отваре целебной травки ткани и плотно замотал все это безобразие… Вся операция, не считая подготовки, заняла от силы минут сорок, но ощущения были такие, будто сутки без остановки разгружал вагоны с гнилым мясом. И тяжко, и мерзко, и беспокойно…

Никогда не чувствовал в себе пристрастия к медицине! И если бы не отчаяние, ни в жизнь бы на что-то подобное не решился. И во второй раз, даже если от этого будет зависеть моя собственная жизнь, я таким делом точно заниматься не стану. Попеть песенки, поприкидываться шаманом — вот это по мне. Слепить там чего-нибудь, нарисовать — этому я учился. А вот болячки и раны — извините, нет. Впредь, ребятушки, я исключительно шаман промышленного типа. А по части лечения и прочих там дел — ищите себе настоящего специалиста.