Владимир Поселягин - Комсомолец. Осназовец. Коммандос (сборник)

Еще в начале рассказа Сталина я нервно заерзал в кресле, начиная догадываться, о ком говорят. Нет, я, конечно, понимал, что меня могли вызвать сюда и по этому поводу, а сейчас предположение становилось явью. Да еще у секретаря, что стоял позади него, осталась всего одна коробочка с наградой на красной подушке.

После незаметного знака я встал и направился к сцене. Как тихо пояснил мне Ремизов, обычно награждаемого вызывают на сцену и зачитывают все, что он совершил, чтобы зрители из зала его видели и полюбовались на героя, но сегодня проходило награждение в легком формате, и некоторые правила были изменены. Поэтому под любопытными взглядами зрителей и журналистов – гады, трижды ослепили меня фотовспышками, – я поднялся на сцену, пожал руку Сталину, сильная ладонь оказалась, и, расстегнув пуговицы френча, помог Сталину проколоть и прикрутить гайку награды. Она не имела колодки сверху, была старого образца, то есть сам орден имел гайку и прикручивался намертво. Как орден Красной Звезды.

Наконец я застегнулся, поблагодарил Верховного, получил на руки удостоверение награжденного и знаки различия сержанта – восемь кубарей для гимнастерки и шинели, и, толкнув небольшую речь, вернулся в зал и занял свое место рядом с Ремизовым. Мне, кстати, тоже хлопали. Я ревниво прислушался и определил, что нормально и искренне, как и другим.

После этого Сталин покинул зал, его снова провожали стоя и овациями. Он спустился и занял небольшой балкон сбоку. С докладами выступили еще двое, и наконец, нас попросили пройти в другой зал, где было все готово к банкету.

М-да, всего семеро награжденных, маловато. Не врали историки, когда говорили, что очень мало награждали в сорок первом, теперь я это воочию вижу. Честно говоря, не думал, что меня наградят, для местных я был темной лошадкой, а тут раз – и вручение. Мне показывали этим, что доверяют? Поверили и приняли в свои ряды? Странно, Берия точно понял, что на меня где залезешь, там и слезешь.

Дело в том, что местные были правы, чуждая мне была их культура, ну не мое это, поэтому и возникали у нас некоторые конфликты. Думаю, это недолго будет продолжаться, и нужно этот узел разрубить. Лучше успеть самому это сделать, чем дать шанс другим. Не уживемся, я недавно окончательно это понял.

Держа в руках полный бокал с шампанским – не люблю эту шипучку, – я наклонился к Ремизову, что стоял рядом, и спросил:

– А сразу нельзя было предупредить? Чего такую тайну устроили?

– До последней минуты не знали, будет награждение или нет, все могло отмениться. Это, кстати, еще не все, сегодня вечером, а вернее завтра утром появится газета с подробным описанием твоего подвига.

– Надеюсь, мое лицо на фото мелькать не будет?

– Нет, не волнуйся, отметим тебя как бойца N. осназа нашей службы. Сообщим, что прошло награждение, и боец очень рад, что его дела были замечены командованием и народом, и поклялся продолжить вести борьбу с нацистскими захватчиками. Уже все написано и прочитано на высшем уровне.

– Спорное замечание, хотя, конечно, это от неожиданности.

В это время к нам подошел один из награжденных, капитан-летчик. Как я слышал, его наградили Золотой Звездой Героя за восемь сбитых немецких самолетов. Фамилия мне его не была знакома, да особо я и не следил, что в газетах пишут. Это был Фролов.

– Здорово, – пожал он нам руки. – Я тут не знаю никого. Самого вчера с фронта дернули и самолетом сюда, в Москву доставили. Можно к вам присоединиться?

– Можно, конечно, – улыбнулся Ремизов.

С летчиком мы мгновенно зацепились языками, он узнал, что я обучаюсь пилотированию, уже УТИ-4 осваиваю, горячо одобрил эту профессию и предложил сразу после этого поступать в летное училище. Мол, им такие молодцы во как нужны! И ударил себя по горлу.

Примерно через час, послушав двух певиц и оперного певца, мы решили покинуть праздник, хотя тот еще продолжался и летчик решил остаться. Мы спустились вниз, забрали свои шинели и оружие. После чего, выйдя, направились к машине. Она стояла припаркованной в ряду других машин. После этого завезли домой сперва Ремизова, он жил в центре, потом уже и меня. Капитан, перед тем как покинуть машину, второй раз предупредил меня быть в наркомате завтра часам к пяти вечера.

Скажу честно, встречали меня, как героя. Сперва Ольга, которая встретила меня на кухне, удивленно разглядывая форму, заметила орден – я как раз вешал шинель на вешалку – и, взвизгнув, подбежала, начала меня поздравлять и расспрашивать. На ее крики и остальные собрались, поэтому, поправив форму и сняв сапоги, я сунул ноги в тапочки и прямо на кухне в подробностях рассказал, как все проходило в Кремле. У отца был такой орден за Финскую, но все равно сестренки и тетя Нина с интересом разглядывали его, трогали, жадно слушая рассказ о том, как меня награждали. Больше всего их потрясло, что вручал награду сам Сталин, и трогать орден они стали чаще.

Потом решили организовывать стол, чтобы отметить награду. Я послал девчат за Марьей Авдотьевной и ее домочадцами и участковым с женой, а сам, спустившись к себе вместе с шинелью с вешалки, закончил приводить себя в порядок. Да, удостоверение у меня все еще было простого бойца, но завтра я получу новое удостоверение, уже сержанта. Поэтому приколол в петлицы кубари и, надев форму, прошел на кухню в домашних тапочках. Шинель я вернул на вешалку, поправив новенькую фуражку, что лежала на полке. Красивая все же форма, да и нужно соответствовать.

Следующие три дня пролетели, как в угаре, я обмывал звание и награду на базе, получал новое удостоверение в наркомате – числился я все так же на базе Лучинского. Кроме этого, я предоставил план своего рейда в тылу немцев. После небольшого обсуждения его одобрили и пустили в дело. А в данный момент на своем мотоцикле я тарахтел к наркомату. Все разрешения у меня были, сегодня меня должны познакомить с замом, а потом можно будет и набирать людей. Лучинский сказал, что я могу отобрать любого курсанта на базе, там же будет формироваться группа перед отправкой на фронт. Добровольцами были все. Но я ему честно сказал, что с командирских курсов возьму десятерых, пусть боевой опыт получат, остальные пока подождут. Но это еще не все. Я же выбил у Ремизова разрешение самому набирать людей, но он-то думал, что я воспользуюсь курсантами с моей базы. Но это было не так, эти просто со мной практику будут проходить. Нет, я буду набирать людей со стороны, и это уже будет действительно моя группа. Пяти-шести бойцов основного состава хватит, остальные будут пришлые курсанты с базы. Вот такие дела.

Десять утра, сегодня у меня после обеда всего одна лекция, так что время есть. Подкатив к зданию наркомата, я оставил мотоцикл под охраной Шмеля, после чего поспешил ко входу. Был я теперь уже в привычной для меня форме, шинели и фуражке. Потерев уши, подумал, что на мотоцикле в фуражке ездить холодно, нужно на ушанку переходить.