Антон Демченко - Самозванец по особому поручению

– Фонишь, – честно ответил я и почувствовал, как супруга судорожно пытается уплотнить свои ментальные щиты. Поздно, дорогая. – Ну, так, может, все-таки расскажешь, что произошло?

И вот тут Ладу прорвало. Сначала медленно, а потом всё быстрее и сбивчивей, до полной невнятности, она выплескивала на меня разочарование от возвращения на остров, который искренне считала своей родиной. Обида на подруг, с которыми когда-то росла и которые сегодня смотрели на нее тусклыми глазами, словно на незнакомую, чужачку, пустое место. Холодный прием бывших знакомых и откровенно презрительные взгляды людей, когда-то родных и любимых. Её не приняли здесь.

Не зная, как помочь, я просто покрепче обнял Ладу, обволок её своими чувствами, словно укрыл теплым одеялом, и, дав выплакаться, отнес в спальню. Она уснула почти мгновенно, мне даже не пришлось нашептывать сонный наговор. Покачав головой, я поправил локон, упавший на бледное лицо жены, и, поцеловав её полуоткрытые губы, вышел из комнаты, напоследок развернув над кроватью тревожную сеть. Надо бы разобраться в произошедшем. И для начала, пожалуй, я переговорю с Хельгой. Все-таки этот день они провели вместе…

Удивительно, но желание поговорить возникло не у меня одного. Госпожа Высоковская обнаружилась моментально. Она уже занесла руку, чтобы постучать в дверь моего номера, когда я вышел в коридор.

– Хельга?

– Виталий, добрый вечер. – Коротко улыбнулась Высоковская. – А я как раз хотела с вами поговорить.

– Как ни странно, у меня имеется аналогичное желание, – проговорил я. Хельга бросила взгляд на дверь номера Лады, из которого я только что вышел, и понимающе кивнула.

– В салоне? – спросила Высоковская.

– Если там не очень людно, – приглашающе поведя рукой в сторону лестницы, согласился я.

– Пусто. Все уже разошлись, – бросив взгляд на солидные напольные «куранты» в углу холла, заметила Хельга. Часы показывали, что до полуночи осталось едва ли четверть часа.

В салоне мы устроились в креслах у небольшого кофейного столика, вот только вместо кофия пришлось довольствоваться терпким и крепким, почти черным чаем с непременными сластями.

– Как она? – первой нарушила тишину Хельга, по отсутствующей в этом мире английской традиции вливая в сливки ароматный напиток. Хотя, может, тут это еще чья-нибудь традиция, кто знает?

– Расстроена, устала, спит, – коротко ответил я. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о ком спрашивала исследовательница. – Не подскажете, что произошло?

– Я постараюсь, хотя и почти не понимаю причин произошедшего, так что могу поведать лишь то, что видела и слышала. Строить предположения, как вы понимаете, я не вправе. – Вздохнула Хельга.

Все оказалось банально и просто. Лада решила показать подруге места, в которых выросла, и большая их часть пришлась на небольшой район Брега, где живут семьи ушкуйников. Вот только из первой же лавки, куда заглянули подруги, их выставили чуть ли не силком. И это при том, что за конторкой стоял хороший знакомый её отца, ходивший под его началом добрый десяток лет. Когда-то старый Вент был рад видеть дочь своего бывшего капитана и с удовольствием дарил ей всякие деревянные безделушки собственной выделки, вроде витиевато вырезанного гребня или фигурки какого-нибудь сказочного зверька. Сегодня же, узнав Ладу, старик повел себя так, словно видит её впервые в жизни, а когда девушка, по привычке, назвала его дедом Вентом, вспылил и велел убираться из лавки. И это был только первый случай. Куда бы Лада с Хельгой ни заглянули, везде их ждал крайне холодный прием, а некоторые бывшие знакомые так и вовсе не скрывали своего презрительного отношения. Причин подобного поведения девушкам дознаться так и не удалось. Ушкуйники просто не желали с ними разговаривать.

Рассказ Хельги о перипетиях прошедшего дня был неожиданно прерван появлением хмурого как туча тестя. Точнее, взбешенного до предела. Важен Рагнарович протопал через весь салон и мощным ударом ладони о стойку, разбудив клюющего носом стюарда, стребовал с него доскан водки. Стограммовый граненый сосуд с прозрачной жидкостью появился перед ним во мгновение ока и был опустошен с той же стремительностью.

– Еще, – рыкнул тесть.

– Важен Рагнарович, – окликнул я его.

– А, Виталий… А вы что же здесь так поздно? – Тесть, наконец, заметил, что в салоне есть еще люди, кроме него и сонного стюарда, и подошел к нашему столику.

– Да вот пытаюсь разобраться, почему после прогулки по вашему славному городу у моей жены случилась самая натуральная истерика, – пояснил я, жестом предлагая гостю присоединиться к нашей компании. Тот обозрел заставленный чайными принадлежностями столик и, не найдя на нем чего-то важного, махнув рукой стюарду, присел в свободное кресло.

– Истерика, говорите… – протянул Важен Рагнарович, дождавшись, когда на столике появился графин водки с немудрящей рыбной закуской, а принесший его заказ стюард вновь оказался за стойкой. Тесть налил себе стопку и… отставил её в сторону. – Поня-ятно. В ушкуйных кварталах гуляли?

Хельга кивнула, и Белов скрипнул зубами, явно стараясь сдержаться и не выматериться.

– Важен Рагнарович, судя по всему, вам что-то известно. Поделитесь? – мягко поинтересовался я. Тесть бросил в мою сторону обжигающий взгляд, но постарался взять себя в руки.

– Непременно, Виталий. – Кивнул он. – Но чуть позже. Дайте мне прийти в себя.

– Господа, прошу прощения, но уже за полночь, а я довольно сильно устала за день. Если не возражаете, я покину ваше общество. – Хельга поднялась с кресла, и мы с тестем тут же встали, соглашаясь с пожеланием нашей на диво тактичной и деликатной исследовательницы. – Покойной ночи, господа.

– Покойной ночи, Хельга Милорадовна. Спасибо, что составили нам компанию этим вечером.

Наши короткие поклоны, легкий кивок Хельги, и мы остались в салоне вдвоем с тестем.

– Итак? – Вновь устроившись за столиком, проговорил я.

– Климин… – Коротко выдохнул Важен Рагнарович и принялся набивать трубку. Справившись с этим медитативным процессом и пустив в потолок первое кольцо густого дыма, тесть договорил: – Язык, что жало у пчелы. Такого наговорил ушкуйникам, хоть святых выноси.

– И что же сей господин такого поведал, что ушкуйники, все как один, объявили бойкот нашей семье, Важен Рагнарович?

– Не стану я такой мерзостью язык поганить, Виталий. Увольте. – Скривился тесть.

– И всё же… Должен же я знать, за что ему лицо рихтовать…

– Хм. Интересное выражение… Ладно. – Белов пыхнул трубкой и махнул рукой. – Выходит, по словам Любима, что я не просто от дел отошел, а решил свою дочь в столице богатому хлыщу на содержание отдать, забыв про обычай и покой, а та и рада хвостом вертеть. Ну и окрутила денежную канцелярскую крысу. Это, ежели коротко и без скабрезностей… почти.