Михаил Дулепа - Господин барон

От взгляда, каким я обвел туристов, те попятились. Немного подумав, я сдвинул каменную крышку обратно – еще поналезут, любопытные такие, потом ищи их, – и пошел в направлении хозяйственных построек. Жрать хотелось, но сначала надо умыться и переодеться.

«– Черт побери, я думал, это все сказки, но ведь видел своими глазами! Впрочем, он вполне адекватен, сотрудники музея ничуть не боятся, а как только можно было, избегая солнца, пройти по двору, он направился в коровник, видимо, там и кормится. Значит, не какой-то там безумный монстр. Хотя выглядит внушительно и жутковато. Зато запашок от него! Слабый, но отвратительный!

– Чего ты хочешь? Он, небось, родился в те времена, когда о дезодорантах даже и не слышали! Фотки есть?

– Только со спины!

– Ого, в самом деле крупный. Где, говоришь, это было? У меня скоро отпуск…»

– Господин барон?

– Что, Эгельберт?

Судя по официальности обращения, я был нужен управляющему как высшая власть.

– Возникла небольшая проблема.

– Да? И какая?

Я сидел у окна в своем кабинете, задумчиво глядя в прозрачно-синее небо. Упырь разлегся на коленях, подставив уши под мою руку, рядом на столике дымилась чашечка кофе… Принести ее сюда из кухни еще горячей было логистическим подвигом. В голове громоздились планы, и я чувствовал себя настоящим Доктором Зло. Ну или хотя бы Санитаром Неприятность. У меня отпуск, имею право!

– Один из беженцев…

– От кого – куда?

– Откуда-то из Африки в Федерацию.

Кое-кто не успел уловить момент, когда вокруг него поменялась страна и законы. Некто в национальной цветастой одежде пришел за пособием, обнаружил, что контора закрыта и, выражая свое искреннее возмущение, взялся за привычное орудие… нет, не за «калашников», за камень. Им он выбил все стекла в конторе, потом побуянил и даже слегка сопротивлялся страже. И возник казус – с одной стороны, он испортил имущество, но оно принадлежит не городу. С другой стороны, все находящееся в округе и не имеющее прямого владельца – мое. Стража, которой слишком активный задержанный успел наставить синяков и пару раз укусить, тоже моя. Надо что-то делать, только, что именно? Да и нужно ли?

– Эгельберт, мне и такую мелочь самостоятельно решать? Посмотрите свои мудрые книги и распорядитесь. Что там требуется, наверняка же хватает прецедентов? Вот и выполняйте.

Кофе остывал, вместе с ним уходили остатки любви к человечеству. Беженцы, пособия… Я бы занялся благотворительностью. Человек десять точно бы облагодетельствовал: мужиков, лет сорока, штук шесть, и женщин с детьми, три-четыре. И кормежка бы нашлась, и крыша над головой, и занятие – этот замок еще чинить и чинить! И работали бы они не постоянно, а только шесть дней в неделю! Скоро сюда слетятся кандидаты в оруженосцы, мне за неделю нужно получить из музейного здания нормальное помещение.

Эх, королевство маловато, разгуляться негде! Может, захватить пару соседних баронств? Федераты решили не вмешиваться, так что «с опорой на внутренние силы» можно слегка пошалить. Завоевать, насадить везде истинную веру… кстати, надо поинтересоваться, какая именно у нас сейчас вера – истинная? И что с этого можно получить.

Александр Эскенландский! Звучит же?

– И потом, конечно, стану я тираном, старая, простая, верная стезя… – Песенка сама выползла из глубин памяти. Подходяще, что уж тут. – Ёц-тоц, хорошо, буду самым главным. Будет голос зычен, а рука тверда, ага.

И все же как тут с религией? Какой именно «боже» храни Шурика Наипервейшего? Эх, будь это сказка, я бы еще и домой приехал, как новый Рюрик. Прямо вижу, как захожу в Кремль под ликующие вопли народа, бояре кланяются, нынешний Местоблюститель шапку Мономаха подсовывает, и все кричат «Слава, слава!» – а я такой…

Что именно я сделаю – домечтать не удалось. Со двора уже минуту доносились какие-то странные звуки: скулеж – не скулеж, крик – не крик – что-то среднее. Пришлось поднять недовольного кошака, вставать самому, выглядывать в окно… и вся томность момента пропала! Внизу, как раз под окнами баронских покоев, мои верные слуги настойчиво совали головой в петлю какого-то африканца, видимо, того самого «политического беженца».

– Немедленно прекратить!

Не люблю подобных типов, но не настолько же! Хотя… да нет, все же… с другой стороны… ладно, потом подумаю. Не вешать же? Или все-таки стоит?

Чересчур усердные исполнители с явным облегчением прекратили. Полуобморочный негр, дергая связанными за спиной руками, вывернулся из их хватки, отполз к стенке, в ужасе подвывая. Так, запомним исполнительность, позже похвалить надо за старание, а еще зарубим на носу – впредь никаких двусмысленных высказываний и постоянный контроль за исполнением! Ну фон Шницель ну я тебе сейчас покажу!

Показать не удалось – управляющий, предчувствуя нагоняй, заранее отгородился протоколом задержания и ксерокопией старого текста с подчеркнутым пунктом. «Покушение на имущество господина – вира со свободного человека, раба же следует повесить.» Н-да…

– Почему он – раб?

– У него нет имущества на продажу, значит, он не купец. У него нет инструментов, значит, он не ремесленник. У него нет оружия…

Фон Шнитце методично перечислял признаки социальных групп, и по всему выходило, что данный индивидуум подходит под единственное определение – раб.

Ну вот, а я как раз думал о том, где взять рабочих для очистки рва.

– Эй, чернобровый-белозубый, ты зачем бил стекла?

– Дэнег нет, семья голодный, сам голодный! Они виноват! – Жертва судебной системы, нутром поняв, что мне не хочется его вешать (я все-таки определился), быстро осмелел. – Законав нэ-эт? Можно всо! Я дом биль, патаму чта дэнег не даль!

– Закон – это то, что признают законом люди.

– Чэ-е?

– Чего-чего… Говорю, что закон тут я. Зачем ты моего стражника укусил?

– Кушать хотель, денег нэт, пасобия нэт, пачему не даваль? Буду жаловаться!

– Кому?

– В ООН! Ми бэженец!

– Ребята, вы неправильно вешаете. Сначала петлю на шею, а уже потом перекидывать через крюк и подтягивать.

– Э-э! Тут пырава чилавэка!

– Так они для человека, ты-то при чем?

– У меня дэты!

– Значит, будет кому тебя похоронить и оплакать.

Чернокожий, разинув рот, посмотрел на стражника, деловито снимающего веревку, и снова печально заскулил. Со стороны двухметрового плечистого негра это выглядело странно. Видимо, в его картине мира подобное наказание за подобный проступок было вполне естественным.

– Эй ты, молчать, слушать!

– Э, ничиво нэ делаль, я…

– Молчать!

Вытянулись по стойке «смирно» все, даже стражник с поднятыми вверх, к веревке, руками.

– Приказываю – сего человека для возмещения убытка определить в замковые рабы.