Михаил Ремер - Тайны митрополита

– Дух, может, чей, неприкаянный, – вставил подковылявший к мужчинам Ждан.

– Типун тебе! – закашлявшись, прикрикнул в ответ Милован, да так, что Ждан поспешно перекрестился: то ли от страха перед схватившимся за лук мужиком, то ли убоявшись собственного предположения, а то ли и вовсе по привычке.

– Эгей! – прикрикнул в ответ Николай Сергеевич. – Куда пропал-то?!

– Ау! – тут же раздалось из чащи. – Кто здесь? Помогите! Души живые, спасите, Христа ради!

– Ждан, Путша, здесь сидите. Угрим, Милован, айда за мной! – Прихватив молот, Булыцкий направился на зов. За ним – двое мужиков.

– Не замолкай! Где ты там! Голос дай! – на мгновение потерявшись в пространстве, прокричал Николай Сергеевич. – Да ори ты, православный! Не замолкай!

– Ау! – донеслось из лесу.

– Стой, где стоишь! – прикрикнул коренастый Угрим.

– Православные, что ль? Христа ради! – снова донеслось из лесу. – Совсем заблукал! Уж и не думал, что души живой голос услышу. Не оставьте в беде, родненькие! Уж и с животом простился было, – снова и снова доносилось из чащи.

Уже не задумываясь ни о чем, товарищи бросились на зов. То и дело останавливаясь, чтобы, прислушавшись, скорректировать направление, они бросались дальше, ведомые криком попавшего в беду. Мгновение, и вот они буквально налетели на одетого в перепачканные, местами порванные одежки, невысокого, но крепко сбитого бородача. Едва только завидев спасителей, тот, отбросив в сторону кривую суковатую палицу, служившую посохом, подался вперед, буквально повиснув на шее у бежавшего впереди Милована. На покусанной мошкарой роже скитальца расплылась аляпистая улыбка, а сам несчастный тут же рассыпался в благодарностях:

– Спасители, что ль? Спасители мои! Ангелы! Люди добрые, – похлопывая по плечам дружинника, тараторил тот.

– Да что случилось-то?! – с трудом отдирая мужика от себя, прорычал Милован.

– Сурожанин я, родненькие мои, – рыская туда-сюда глазками и переводя взгляд с мужчины на мужчину, пел тот. – Третьего дня по лесу… с караваном в Царьград шел, да беда случилась! Лихие людишки в дороге повстречались. Все! Ни товара, ни людины! Сам живот насилу спас! Три дня без еды блукал, думал уже – к Богу путь прямой! Слыхивал, что обитель Сергия Радонежского где-то недалече, да в лесу потерялся! Сквозь кущи да буреломы, руками рвал… Вас услышал – перелякался поперву. Бог знает, может, недобрые какие. А, все равно! Какая разница, что ль, с голодухи, от зверья или ножа, что ль, лихого сдохнуть? – сбивчиво продолжал тот. – Братья, что ли? – Отодравшись, наконец, от мужика, тот перевел настороженный взгляд с Угрима на Булыцкого. – Знак, говаривают, добрый, коли братьев в дороге повстречаешь.

– Ну, пусть братья, коли хороший тебе знак нужен, – усмехнулся Николай Сергеевич.

– На, бедолага, возьми, – Милован вытащил из сумки ломоть хлеба и протянул его путнику. – Ишь, горемыка, изголодался, – глядя, как тот покарябанными своими пальцами судорожно вцепился в краюху, покачал головой бывший лихой. – Ну-ка, Угрим, подсоби-ка, – когда несчастный разделался с хлебом, обратился Милован к товарищу. – А мы – рядышком, – сплевывая мокроту, настороженно зыркал он по сторонам. – Не приведи Господь, если лихие зов слыхали! Стекутся со всего лесу! Им-то сейчас, ежели Дмитрий Иванович про них прознает – смерть верная. Вот так! – довольно кивнул головой бородач, видя, как заблудившийся грузно навалился на аж крякнувшего Угрима. – А теперь – живо! Не дай Бог на лихих снова налететь!

И, подгоняемые страхом да понуканиями Милована, мужики заторопились из лесу.

– Брехун! – улучшив момент, шепнул дружинник [46] Дружинник – наемник князя. Профессиональный воин, занимающийся военным ремеслом. Булыцкому.

– Чего? – не сразу сообразил опасливо поглядывавший по сторонам Николай Сергеевич.

– Последних лихих еще летом повырезали, – поглядывая на Угрима с незнакомцем, продолжал Милован. – Князь соседей усмирял пока на пару с Тохтамышем, я с дружинниками по гнездам разбойничьим прошелся. Никого не пощадили, – сквозь кашель закончил мужик.

– Ты? – не поняв, уставился на товарища пенсионер. – А Киприан говаривал, что наоборот, – лихих самое время сейчас. Вон смерды с голодухи в леса бегут да шайки сколачивают.

– А ты верь ему больше, – проворчал в ответ тот. – Киприан за тын и носу не кажет! Ему что пустобрех какой расскажет, то и правда.

– Так что же это, – ошарашенно остановился пенсионер, – брехня все, получается. И что жрать нечего, и что смерды с холопами буянить начинают?!

– Про жратву – верно, – схватив товарища за руку, потащил его вперед Милован. – Что неспокойно нынче – тоже ладно. А вот что лихие распоясались – брехня. Вон Дмитрий Иванович, ратников своих чтобы не распускать по домам, жалованье учредил да по землям расселил, чтобы присматривали они за порядком да рассказывали князю, чего там да как. Оно и спокойней сразу, и люд горячий при деле и не буянят. Киприан-то всего этого не знает, вот и попусту воздух сотрясает. А вот этот, – кивнул он в спину купцу, – брех!

– С чего решил-то так?

– Третьего дня без жратвы, а орал, что диакону не всякому под силу! – негромко, чтобы идущие впереди не услыхали, обронил бывший лихой. – Краюху больше на землю покрошил, чем сожрал. Рожа покусана, да ни одной царапины или синяка; как от лихих тикаешь, так и не глядишь куды. Живот бы сохранить и то – слава Богу! Руки вон, как кошкой, покорябаны, хоть через кусты с руками голыми, говорит, продирался. Обниматься как полез, так кости чуть не переломал; силищи – что у лешего! Да и гляди: не Угрешка его тащит, а купец его волочет. Брехун! – давя очередной приступ кашля, заключил Милован.

– Так, может… – Булыцкий дернулся было вперед, но тяжелая рука Милована легла на плечо.

– Ты, Никола, ежели дров не наломал, так и день зазря прожил, – прогудел бородач. – Все неймется тебе. Ты не горячись, да понаблюдай, да повспоминай, чего там, в грядущем твоем, кажут. Глядишь, и про этого что упомнишь.

– Твоя правда, – угомонился пенсионер.

– Ты, мил человек, вез-то что? – нагнав мужчин, поинтересовался Милован.

– Соболя да кольчуги; в Царьграде они ох как ценны. Вез вот, а ушел от Москвы недалече… но уж и подумывал: что ль бросить все да женку взять, а там, Бог даст, и с мальцами понянчиться доведется, да вот, решил в последний поход. Видно, Бога слушать надобно было, что он подсказывает. А то – ни барыша, ни товаров, да живот едва не потерял.

– А каково оно сейчас, после похода Тохтамышева торгуется? – тут же вырос рядом Булыцкий. – Оно небось мосты по новой-то ладить ох как несладко?

– О чем ты, мил-человек? – не сразу и понял тот.

– Как же? – в свою очередь, удивился Николай Сергеевич. – Слыхивал я, в Казани повырезали купцов-то всех, чтобы в Москву весть никто не донес.