Роман Юров - «МиГ» — перехватчик. Чужие крылья

Комиссар был слегка пьян, от него пахло водкой и луком, перебивая запах одеколона. Он принялся неторопливо набивать свою трубку, закурил и поднял на Виктора свои хитро прищуренные глаза.

— Ты, Витя, летчик хороший, расчетливый — Шубин рассказывал, и главное, везучий. Ты ведь в бою сперва думаешь, вот и в жизни сначала подумай хорошенько, а потом уже дело делай. А ты чего натворил? Понимаю, Таня твоя подруга, наслышан, — он криво улыбнулся уголком рта, — вот только бить морду старшему по званию — это все-таки чревато. Особенно в военное время.

Хорошо еще, что я Зарубина Сергея Ивановича — командира этого полка, давно знаю, хорошие у нас отношения. Он дело раздувать не будет, так что ты, можно сказать, отделался легким испугом. Но урок этот запомни…

— Да понял я, Сергей Викторович. Подставился по-глупому, надо было этого козла за угол отвести…

— Эх, Витя, ничего ты не понял…

— Да понял я. Вот вы так же смотрели бы, если бы вашу невесту лапали?

— Невесту? — Зайцев иронично поднял одну бровь. — Однако быстро!

— Невесту! — подтвердил Виктор, а в голове мелькнула мысль: «Господи, что я несу…» — И вообще, — продолжил он, — у нас все серьезно, я и жениться могу!

— Жениться? — Комиссар выглядел слегка ошарашенным. — Витя, я все понимаю, дело молодое, без женщины тяжко. Но, вот так вот, с ходу жениться? На официантке из БАО?

— А что, — удивился Виктор, — официантки уже не люди? Она к тому же почти институт окончила, война помешала, а официанткой случайно стала. Девушка хорошая, из приличной семьи.

— Гм, — комиссар задумался. — Ну ладно, допустим, женишься ты, а дальше как? Война идет, тебя ведь сбить могут…

— И что? Война, война… кругом эта война, все на войну валим. А жить-то по-человечески когда будем? После войны? Это еще не скоро.

— Ну, Витя, ты это брось, чтобы я такого больше не слышал. Ты же знаешь, что наш Главнокомандующий товарищ Сталин сказал: «Добиться, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских захватчиков и освобождения советских земель от гитлеровских мерзавцев», — процитировал комиссар по памяти.

— Ну, правильно, — вывернулся Виктор, — а Европу потом от фашистов освобождать? За неделю ведь не управимся. Наполеона вон, сколько потом добивали?

— Ну, ты сравнил, — усмехнулся комиссар, а потом задумался. — Ладно, — сказал он, — дело, конечно, твое. Но все равно не спеши, подумай хорошенько.

— А чего мне думать. Я сирота, вы знаете, и она тоже. Если меня завтра собьют, от меня вообще ничего не останется. А так хоть… да и, может, пенсия ей потом будет. Все же легче.

— Ладно, — вздохнул комиссар. — Война, женитьба. Эх, — он яростно поскреб усы. — Утро вечера мудренее. Завтра буду думать. — Зайцев поднялся, чтобы уходить.

— Сергей Викторович, — Виктор, видя, что у того хорошее настроение, решил обратиться с просьбой, — можно я отлучусь, минут на десять, не больше.

— На десять? Кстати, а где остальные орлы?

— Вышли. Тут, у соседей, в гости пошли, вот-вот должны вернуться.

— Хромает дисциплинка, елки-палки. Смотрите, возьмусь я за вас. Ладно, беги, куда хочешь, только быстро. Поздно уже. И смотри, с новенькими больше никаких конфликтов. Даже в их сторону не дыши, ясно?

Комиссар ушел, а Виктор лихорадочно стал одеваться. Через минуту он уже несся по раскисающей дороге к Таниному дому. На улице давным-давно стемнело, но жизнь в деревне все еще никак не засыпала. Отовсюду слышались голоса, хлопали двери, мелькали серые людские тени. Прибывший полк все еще обживался на новом месте.

К его удивлению, открыла Светка. Она окинула Виктора неприязненным взглядом, позвала Таню и захлопнула дверь перед самым его носом, оставив Виктора стоять в темноте тамбурка. Он успел только увидеть, что комнату покрыли многочисленные веревки с развешенной сохнущей одеждой. Таня вышла буквально через несколько секунд. Она была в солдатском нижнем белье, лишь накинула на плечи платок.

— Что-то случилось? — настороженно спросила она.

— Да, — свой голос Виктор слышал, словно со стороны. — Я пришел сказать, что люблю тебя больше всего на свете.

Таня замерла, и Виктор пожалел, что в темноте тамбура не может видеть ее лица. Потом его шею обвили тонкие девичьи руки, и она принялась целовать его, прошептав на выдохе:

— Я тоже тебя люблю, Витенька.

Они долго целовались в темноте, потом Виктор нащупав, что под нательным бельем на Тане ничего не надето, запустил руку ей в кальсоны, и его пальцы коснулись чего-то горячего и влажного среди волос, скользнули внутрь. Одурев от возбуждения, он судорожно принялся стаскивать с нее штаны, одновременно пытаясь их расстегнуть.

— Ты… ты… что делаешь? — растерянно зашипела Таня. — Ты зачем пришел? За этим?

Она вырвалась и круто повернулась, чтобы уйти, но Виктор не пустил. Он сгреб ее в объятьях, раскаянно шепча на ухо:

— Танюша, извини. Извини, пожалуйста. Я не могу. Я люблю тебя, я тебя обожаю. Но я не могу. Стоит тебя коснуться, тут же голову сносит. Разрывает всего.

Таня сопела, но вырываться не спешила, постепенно успокаиваясь.

— Я тоже не могу вот так… и боюсь, — после недолгого молчания сердито зашептала она. — Женишься, потом хоть ложкой ешь.

— Не можешь? — Виктору показалась, что она колеблется. — Но почему?

Таня покачала головой и замолчала. Он почувствовал, что по ее щекам снова покатились слезы.

— Знаешь, что, — хрипло сказал Виктор, — выходи за меня замуж…

— Замуж? — переспросила Таня. — Ты серьезно или только из-за этого…

— Серьезно!

Таня задумалась, пытаясь рассмотреть в темноте его лицо, провела пальцем ему по губам и вздохнула.

— Какой же ты быстрый. Иди спать. Давай завтра, на свежую голову, поговорим.

Она потянулась и поцеловала его, сказав на прощание:

— Я люблю тебя, Витя…

Вахтанг с Игорем вломились уже за полночь, когда Виктор только начал засыпать. Вахтанг был доволен, словно кот, объевшийся сметаной, Игорь же был все еще возбужден, он то ерзал, то начинал ходить по комнате, беспричинно краснея, то становясь белым, как мел.

— Давай просыпайся, — Вахтанг поставил на стол небольшую бутыль с мутноватым самогоном, — праздновать будем!

— Что праздновать? — Виктор протер глаза и уселся на кровати.

— Как что? Одним мужчиной стало больше, — хохотнул Вахтанг.

— Да, хватит тебе, — огрызнулся Шишкин, покраснев. — Сколько можно?

Они выпили, и Виктор расслабленно привалился к стенке, чувствуя, как заботы прошедшего дня постепенно уходят на задний план.

— Так что же было? — лениво спросил он. — Расскажите! И деталей, подробностей побольше.

Игорь покраснел и отвернулся, Вахтанг довольно ухмыльнулся и зевнул.

— Да у сосэдей две эвакуированные посэлились. Там не то сарай, не то флигель — не поймешь. У них еще дети малые, я их сахаром подкармливал. Потом глянул-то, а мамаши ничего так, нормальные. Есть, за что подержаться. Ну, я позавчера занес им поесть, благодарили. Вчера с Игорем зашли, тоже передали хлеба немного. Ну, я к одной и подкатил, в общем, сговорились, что они нам за полмешка картошки… Взяли бутыль для храбрости, детей спать уложили, занавесили одну кровать тряпками, ну и… — он замолчал, вспоминая, с кривой улыбкой на тонких губах.