Александр Зорич - Морпех – победитель магов

Обнаружилось, что подземелье имеет еще один, нижний этаж, и весь он занят арсеналом местных пиратов.

Мой захмелевший от контузии взгляд скользнул по американскому тяжелому пулемету «Браунинг М2» на внушительной треноге, затем по ящикам с французской тарабарщиной, по ровным рядам оперенных реактивных снарядов, спутать которые невозможно было ни с чем, по дырявым ведрам с проржавленными звеньями пулеметных лент…

А в следующий миг я обнаружил, что на меня с грохотом валится высокий стеллаж, с которого сыплются патроны россыпью и гаечные ключи, металлические масленки и колба с подозрительно ярко светящейся зелено-голубой жидкостью.

«Надо Баранову срочно… По рации… Обо всем сказать», – промелькнуло у меня в сознании.

Я повернул голову и увидел дядю Вову, который лежал на полу, раскинув руки крестом. Лицо у него было мучнисто-бледным, на щеке кровила солидная ссадина. Глаза его были закрыты.

«Жив? Только бы был жив!»

Но помочь ему я не успел. Сверху меня накрыла звенящая лавина боеприпасов, и последнее, что я видел, была та самая колба с зелено-голубой флюоресцирующей жидкостью, емкостью литров эдак в десять.

«Сейчас разобьется», – подумал я и под звон осколков утонул в незнакомом, ни на что не похожем густом и плотном сиянии.

Координаты уточняются

Когда я открыл глаза, вокруг была разлита такая беспросветная темень, что я испугался: а вдруг я умер? И сейчас черти подхватят меня под микитки, поволокут прямо в ад, ведь, конечно, есть за что…

Но потом я понял, что не умер я, нет.

Потому что, когда «умер», ничего не болит.

А у меня, например, болела пятая точка, она же задница. Потому что в нее упиралось что-то твердое и острое.

А еще у меня ныла правая нога, заваленная кирпичом. И было мне холодно. И хотелось в туалет, отлить. Разве хочется после смерти отлить?

Рядом со мной громко застонал дядя Вова. Мне даже показалось, я разобрал слово «отвали». Кому он говорил?

Мне вдруг стало любопытно. Я сел и включил фонарик.

И – вздохнул с облегчением.

Слава богу, дядя Вова тоже был жив. Мы с ним находились в том самом помещении, куда провалились после взрыва.

Оружейные ящики, высокие стеллажи, пулеметы, гранатометы и самое разное барахло, незаменимое в солдатской жизни…

Стены помещения были изобильно украшены на вид древними и достаточно художественными фресками. Никаких подобных росписей я, перед тем как потерять сознание, не запомнил. Но это, в общем, и не удивляло. Не до грибов нам тогда с дядей Вовой было. То есть не до фресок.

– Отвали, говорю, – сомнамбулически, не открывая глаз, простонал дядя Вова.

Его чуть одутловатое лицо с густыми котиковыми бровями, в бодрствующем состоянии имевшее либо картинно мужественное, либо глобально озабоченное выражение, теперь было по-детски простодушным. Будь я бабой, я бы обязательно по этому поводу умилился, как они это умеют. В духе: надо же, какой симпатичный!

Я потряс дядю Вову за плечо и сказал тихо, но отчетливо:

– Товарищ старшина, воздушная тревога.

Сработало. Дядя Вова рывком уселся, стряхнув с одежды мелкий кирпичный бой и прочий мусор.

– Какая, нах, тревога? – сказал он осуждающе. – Тишина как в склепе! Не пылит дорога, не шумят листы… – И тут же добавил: – Наши где?

– Спроси что-нибудь полегче, – сказал я и встал. Вначале на четыре, затем на две.

– Жду от тебя указаний. Как от старшего по званию. И это… подняться помоги, – закряхтел старшина.

То и дело похрустывая рассыпанными по полу гильзами, мы обошли зальчик.

Двери нигде мы не нашли – только пролом в потолке. Там, где-то вверху, было светло и звучно, и я догадался, что, пока мы так лежали, в большом мире скорее всего наступил рассвет.

«Неужели наши сочли нас без вести пропавшими и попросту ушли?» – с тоской подумал я, но свои опасения не озвучил. Зачем портить настроение ближнему раньше времени?

– Знаешь что, если мы ящики один на один поставим, то выберемся, наверное, – сказал дядя Вова, завершив ревизию.

Так мы и сделали.

Держа оружие наготове, мы прошли через то место, где ночью нас встретили скелеты – кстати, обоих на месте не оказалось. («Пошли завтракать», – пошутил дядя Вова.)

Просторный зал на первом этаже башни был в изобилии уставлен какими-то бочками, издававшими отчаянную вонь, разнокалиберными глиняными и стеклянными сосудами и чучелами животных. В одном я опознал броненосца, в другом – кенгуру, но несколько других моим скромным зоологическим познаниям оказались не по зубам. Вот скажите, например, как называется гигантская ящерица, похожая на варана, но только с крыльями и тремя парами лап?

– Мутант какой-то, – сплюнул дядя Вова после того как критически оглядел «варана». Я заметил, всякие отклонения от нормы он истово ненавидел.

Глядя на эти диковинные чучела, я впервые почувствовал нарастающую тревогу.

– Ты лучше скажи, – хмуро прошептал я, – кто всю эту дрянь сюда натащил, пока мы без сознания валялись? И зачем?

– Ну знаешь… Во-первых, может быть, для маскировки. А во-вторых, среди пиратов укуренных всегда много, вытворяют – страшное дело что! Они не опасные, просто чокнутые.

– Хороша маскировочка. Под палату номер шесть, – отрезал я и, держа автомат наперевес, зашагал к выходу мимо угрюмой череды морских животных самого химерического вида.

Но вся эта кунсткамера была просто ерундой по сравнению с теми сюрпризами, которые ожидали нас снаружи!

Оказывается, они – эти загадочные «они» – по этой самой своей укурке умудрились целый город соорудить!

Не такой, конечно, город, как Москва или Севастополь. Но тоже вполне себе… Что-то вроде Адена, в который мы две недели назад на «Ретивом» заходили припасы пополнить.

Описываю и для вас, чтоб вы поняли мои чувства.

Всё пространство между цитаделью и той соленой лагуной, откуда унырнул доктор Уфимский, было заполнено приземистыми глиняными домиками с узкими окнами, забранными деревянными ставнями. На извилистых улочках толкались люди. В залитой солнцем гавани покачивались десятки парусных кораблей и рыбачьих лодок.

– Интересно девки пляшут… – пробормотал дядя Вова.

Я посмотрел себе под ноги. Мы стояли на аккуратно вымощенной желтыми плитами площадке. Перевел взгляд. Стена, которую я помнил выщербленной и изглоданной ветрами, теперь выглядела совсем новой и из-за этого – несокрушимой.

Я поглядел вверх. Башня, из которой мы вышли, больше не была жалким огрызком былого архитектурного величия. Высотой метров под двадцать, она дерзко уносилась в небо и оканчивалась куполом небесно-голубого цвета.

– Посмотри туда… Помнишь холм Ананас? С которого наши снайпера часовых сняли? – оторопело спросил дядя Вова.