Гарри Гаррисон - Время для мятежника

– Я из Нью-Йорка.

– Впервые вижу ниггера-янки. Ты потерялся?

– Нет, просто иду на Юг. Попал под дождь и потерял дорогу. Шел в Вашингтон. Не знаешь, где туда дорога?

– Знаю, конечно. Вон до тележной колеи, а там налево до Тайсонс-Корнерс, а там дойдешь до бугра. Дурной ты какой-то, даже этого не знаешь.

– Я же тебе сказал, что я не отсюда.

– Пеструха, душа из тебя вон, пошла оттуда! – Пастушонок резко повернулся и побежал за коровами.

Трой смотрел ему вслед, чувствуя, как его отпускает напряжение. Первая встреча прошла нормально. Правда, всего лишь с мальчишкой. А как будет с другими? Во всяком случае, одно было ясно: нельзя говорить как янки. А удастся ли изобразить негритянский акцент? Иес, сар! Надо постараться, от этого может зависеть жизнь. Этого акцента он в свое время наслушался от неотесанных новобранцев с Юга. В армии их приходилось даже учить читать. Иес, сар. Звучит фальшиво, значит, придется потренироваться. Послушай, как говорят другие негры, и говори так же. А пока для верности разговаривай как можно меньше.

Мальчик и стадо скрылись за поворотом. Трой повернулся к ним спиной, забросил сумки за плечо и пошел в другую сторону. По дороге ощупал карманы, все было на месте.

Впереди лежал Вашингтон, округ Колумбия, – столица.

И где-то там был полковник Мак-Каллох. Им предстояла встреча, о которой полковник пока еще не знал.

Когда Трой дошел до размокшей колеи, солнце уже прилично припекало ему спину. Было еще раннее утро, а он уже вспотел, как лошадь. Днем вообще будет духовка. Ему пришлось снять куртку, от которой уже шел пар. Дорога представляла собой две колеи, наполненные грязью и прерываемые ухабами. Трой пошел по травянистой обочине. После очередного подъема ему открылся вид на тесовые крыши среди деревьев. Тайсонс-Корнерс. Деревню окружали поля окрестных ферм, а прямо впереди рядом с дорогой стояло ветхое строение.

Даже и не строение – это слишком громкое слово. Скорее, хижина. Такие жалкие жилища он раньше видел во время каникул только глубоко в лесных дебрях вокруг Миссисипи. Грубые сооружения из некрашеного леса, покоробленного дождями и солнцем. Точь-в-точь такая. В щель между досками можно было руку просунуть. Дверь открывалась прямо в слежавшуюся дворовую грязь. Половину хижины затенял старый дуб, а под дубом сидел старик, молча наблюдая за Троем. Черная кожа изрезана морщинами, а на голове оставалась пара пучков седых волос. Старик был одет в какие-то древние заплаты. Трой кивнул ему, подошел, но старик не шевельнулся.

– Привет, – сказал Трой.

Старик покачал головой:

– Пока, а не привет. Ты еще до заката помрешь.

Трой улыбнулся, пытаясь обратить слова в шутку:

– Ладно тебе, старик, еще накликаешь.

– Чего там кликать. Ты где сумки спер?

– Они мои.

– Плохо врешь, даже я не поверю. Такие сумки бывают у белых, а у ниггеров не бывают. Первый встречный белый сперва тебя пристрелит, а потом только спросит, где спер. Ты с Севера или как?

– С Севера.

– По говору вроде так. Так вот, парень, у нас тут Юг.

– В дом не позовешь? Похоже, мне тут надо кое-чему обучиться.

– Это уж точно! – Старик рассмеялся кудахтающим смехом. – Я глазам своим не поверил, когда ты вот так чапал по дороге. Мистур Янки, тебе много чего надо понять. Ты не на Севере, и здесь ты всего лишь раб.

Эта спокойная констатация факта резанула Троя сильнее, чем угроза или оскорбление. Как-то вдруг остро пришло осознание, что негры сейчас в рабстве и что рабство узаконено. Этот вот всю свою жизнь провел в рабстве. Стала ясна одна простая вещь: либо Трой научится вести себя так, как этот старик, либо может считать себя мертвым.

Он чуть не упустил шанс. С дороги, откуда он пришел, послышались голоса и стук копыт.

– Залазь! – прошипел старик. – Залазь, или ты уже покойник!

Трой не стал спорить. Он кувыркнулся в открытую дверь, подкатившись под стену. Стук копыт приблизился, а потом раздался голос:

– Эй, дядя, ты давно здесь сидишь?

– С рассвета, сар. Как рассвело, капитан, так я здесь.

– А ну-ка расскажи, что ты здесь видел. Да говори правду, а то я спущу твою черную шкуру!

– Что видел, капитан? Да ничего, сар. Вороны только летают.

– Вороны, говоришь? А настоящую черную ворону не видел? Ниггера в чудных ботинках с крадеными сумками?

– Как изволите говорить, сар? Нет, сар, не видел. Тут никто не проходил, сар, могу поклясться, капитан!

– Я вам говорил, Лютер, что этой дорогой он не пойдет, – сказал другой голос.

– Вы называете моего мальчика лжецом?

– Если бы я считал, что он лжет, меня бы здесь не было, правда? Я только считаю, что этот хмырь наврал мальчику, чтобы сбить нас со следа. Я думаю, как только мальчик скрылся из виду, он рванул в другую сторону. Вы посмотрите на той дороге, по которой мы приехали, а я сообщу в Корнерс. Тогда ему далеко не уйти. Спорить могу, что за этого ниггера и награда назначена.

Копыта отстучали прочь, но Трой не шевелился. Он вжался в стену, не обращая внимания на цепочки муравьев, переползавших со стены на него и обратно. Им овладел страх, которого он не испытывал еще никогда в жизни. Даже тогда, когда оказался отрезанным от своей роты на территории противника.

Он и сейчас был на территории противника. В своей собственной стране – но она не была его страной. Еще не была. Он знал историю по книгам, а сейчас начинал чувствовать ее собственной шкурой и понимать по крайней мере одну из причин Гражданской войны; и чувствовать, что значила победа, купленная столь дорогой ценой. Трой глянул вниз и увидел, что у него трясутся пальцы. Со злостью сжав их в кулак, он вмазал по стене. Рано еще сдаваться.

Старик, кряхтя, разогнулся, устроился на пороге и глубоко вздохнул. Он сидел спиной к Трою.

– Ты спас мне жизнь, – сказал Трой. – А я даже не знаю, как тебя зовут.

– И не надо. Когда тебя поймают, ты не скажешь.

– Как мне от них удрать? И куда податься?

– Откуда приперся, туда и иди, скатертью дорога. Вылазь на задворки да спрячься в кустах за хижиной. Туда они не полезут. Когда стемнеет – вылезешь.

– А куда потом? Ты же слышал, они поднимут на ноги всю округу. Как я выберусь?

Старик презрительно хрюкнул:

– Если будешь таким дураком, то никак. Тебя поймают, выпорют и вздернут, но сначала ты им про меня расскажешь. Я с тобой влип, парень, понял? Влип!

Он что-то проворчал себе под нос, покачиваясь на пороге, и принял решение:

– Выйдешь оттуда и пойдешь, куда я скажу. Я свяжусь с Дорогой, и пусть они с тобой возятся. А теперь пошел вон.

Под кустами было жарко. Раскаленный воздух не шевелился, мухи терзали немилосердно. Трой заставил себя вздремнуть, но мухи заползали в нос и в рот. Он их выплевывал, отмахивался. Безуспешно. По дороге иногда проходили люди, слышался скрип тележных колес. К сумеркам у Троя раскалывалась голова от гудящей боли. Шевелиться он не решался. Раздался звук медленных шагов, и он вжался в кусты. Скрипнула дверь хижины, и послышался шепот: