Сергей Волков - Ренегаты

Где-то на севере болот из воды торчат стены городских домов и ржавые остовы машин и механизмов, но туда никто не ходит, это проклятое место. Здесь, на юго-востоке, городов, видимо, не было, но полузатопленных деревень и поселков хватает. В одном из таких поселков, Азуме, меня и ждут те, кому я несу послание. От кладбища до Азума день пути. Завтра вечером все закончится, и можно будет отправляться обратно. Как пелось в одной хорошей песне: «Хорошо, что есть на свете это счастье – путь домой».

Пробравшись между пирамидками надгробий, нахожу «свое место». Это небольшой полуобвалившийся купол, сложенный в незапамятные времена из звонких керамических плиток, в изобилии усеивающих теперь все вокруг. Наверное, под куполом был похоронен местный правитель или жрец, человек влиятельный и знатный. Наверное, сюда приходили люди, поклонялись усопшему, приносили цветы – или что там у них было принято нести на могилы?

Теперь мавзолей, как и все вокруг, пребывает в запустении. Внутри нет ни надгробия, ни его следов, только каменный мозаичный пол с кругами и квадратами. Стены заплетены болотной разновидностью плетегона, очень похожей на земной плющ, а на уцелевшей части купола свили гнезда какие-то местные пестрые птички типа зябликов. После захода солнца они, как правило, спят, но в случае приближения хищника поднимают страшный тарарам. Это мне на руку, как и то, что плитка, усеявшая землю вокруг мавзолея, не дает никому возможности подойти к куполу бесшумно.

Пролезаю сквозь пролом в стене, зажигаю в нише восковую свечку. Далее все как всегда: быстрый ужин, приготовления ко сну – и я укладываюсь. Автомат стоит у изголовья. Я снимаю его с предохранителя. По магазину ползет, смешно переставляя суставчатые ноги, местный сверчок. Его тень, гипертрофированно грозная, движется по стене. На болотах перекликаются ночные птицы.

Задув свечу, укрываюсь кошмой. Через огромную дыру в куполе на меня смотрят звезды. Они такие же, как на Земле. Среди контры до сих пор обсуждается гипотеза о том, что на самом деле Центрум – это не другая планета, а Земля, только очень древняя, времен Гондваны или Пангеи, и через Порталы мы попадаем не в параллельный мир, а в прошлое. Впрочем, это все разговоры. Гипотез о том, что такое Центрум, сотни, если не тысячи, но ни у одной из них нет того, что научники называют «доказательная база».

С этими мыслями я засыпаю…

Обычно в Центруме я снов не вижу – после дневного перехода спишь как убитый, вымотавшийся за день организм сам себя ограждает от ненужных раздражителей, мешающих отдыху.

Но сегодня ночью почему-то все иначе. Мне снится, что я опять стал маленьким мальчиком и пошел в школу. Школа огромная – сотни этажей, лестниц, классов, множество незнакомых людей, шум, гул голосов. Меня охватывает чувство невероятного одиночества. Я стою на лестничной площадке у перил. На железных прутьях – натеки краски. Мимо с гомоном валит толпа старшеклассников. Холодно, тревожно, страшно. Я перегибаюсь через перила и смотрю вниз. Там пропасть, лестничные марши уходят вниз; на самом дне я вижу человека в черном. Он смотрит на меня. Кружится голова, тяжело дышать. Неодолимая сила заставляет меня свеситься, опустить руки. Еще немного – и я полечу туда, где стоит этот страшный незнакомец.

Просыпаюсь рывком, дыхание сбилось, руки затекли, вокруг мрак. Постепенно глаза привыкают к темноте. Я вижу звезды, очертания дыры в куполе – и силуэт человека в проломе, через который я попал в мавзолей.

Человек стоит и смотрит. Страх, охвативший меня во сне, усиливается резко, скачком. Адреналин заставляет сердце сорваться в галоп. Хватаю автомат – и не чувствую его, в затекшие пальцы впиваются тысячи крохотных иголочек. Нужно восстановить кровоснабжение, растереть руки, но на это нет времени. В Центруме, и особенно здесь, на болотах, нужно сперва стрелять, а потом уже разбираться, это непреложное правило, написанное кровью.

Человек в проломе переминается с ноги на ногу, словно зомби. Глаза его поблескивают, как у хищника. Стиснув зубы, направляю ствол АКМСУ на темный силуэт. Затвор взведен, осталось только нажать на спусковой крючок. Пальцы по-прежнему ничего не чувствуют. Ругаюсь сквозь зубы.

– Г-гонец, эт-то ты, что ли? – доносится до меня заикающийся голос.

Накатывает горячая волна злости, в голове словно вспыхивает маленькое солнце. Я вскакиваю, бросаюсь к незваному гостю, задушенно матерясь.

– Бека, тварь, убью!

– Чего т-ты, чего! – испуганно кричит визитер, отшатываясь в сторону. – Мы думали, т-тут нет никого…

Луч света откуда-то сбоку выхватывает его испуганное лицо, взблескивают очки на вздернутом носу. Я замахиваюсь автоматом. Бека закрывается руками:

– Н-не надо!

– А я тебе говорил, – слышится скрипучий голос Пономаря. – Не лезь дуром, камень кинь сперва. Хорошо еще, что на Гонца напоролись, другие бы палить начали сразу.

Луч фонаря скачет по плитке, по стене мавзолея. Слышатся шаги, и из темноты появляется человек, одетый в брезентовый плащ. Тусклый железнодорожный фонарик в его руке светит мне в глаза.

– Убери! – рычу я со злобой. – Уррроды, вашу мать!

– Прощения просим. – Пономарь изображает полупоклон. – Не со зла мы, по неведению. Бека, зажги коптилку.

– Здорово, Гонец, – раздается еще один голос.

Я не поворачиваю головы, но обретшие чувствительность пальцы сами собой крепко стискивают автомат.

Костыль. Жив, падла. Давно не виделись.

– И тебе не хворать, – отвечаю спокойно, тщательно подавив дрожь в голосе. С этим человеком нужно быть очень осторожным во всем.

…Бека и Пономарь – контры, «слетанная пара», старожилы. На юге, от Хартмы до Белого кряжа, личности известные. Гешефт у них небольшой, таскают в Центрум разную мелочевку, имеют своих людей на заставах, через них в основном и сбывают товар. Очкастый дохляк Бека и пожилой уже, тертый калач Пономарь никогда не берутся за крупные и, соответственно, опасные дела.

У Беки есть удивительная особенность – он умеет ходить, не производя шума. Это не навык, просто повезло парню от природы. А еще Бека фартовый, это все знают.

Пономарь тоже не лыком шит, он – «мультик», мультипроводник, хотя и тщательно это скрывает, чтобы контровская мафия не подписала его на «гибляк», контрабанду предметов первой категории – оружие и запрещенные в Центруме технологии.

Ума не приложу, чего эту парочку занесло на болота, тут нет поселений, а значит, нет ни пограничников, ни торговцев. А вот как к ним прибился Костыль – вообще не моего ума дело.

Это опасный человек. Мутный. Есть у нас с ним «крестик» один, про который никто не знает. После него я для Костыля – нежелательная персона в Центруме. Да и вообще по жизни. Нежелательная потому, что знаю то, о чем никто знать не должен, а сам Костыль, наверное, с радостью забыл бы.