Константин Радов - Миноносец. ГРУ Петра Великого

Один или два фрегата взяты… Да, точно: вон, второй спустил флаг. Вокруг остальных сражение в разгаре. В каждый корабль вцепилось по десятку галер, как собаки в медведя, – пушки на такой дистанции недействительны, они бьют над головами атакующих – драка идет ручным оружием. Стрельба и крики сливаются в сплошной гул. Насчет флагмана Голицын не зря беспокоился: осадить его подобно прочим судам не удалось. Пятьдесят шесть пушек – а вертится, как грешник на сковородке. Наши уворачиваются, чтобы не попасть под бортовой залп, зайти с кормы не выходит. Еще немного – он вылавирует на глубокую воду, и поминай как звали.

– Готовы?! Атакуем корабль, попарно. Сначала мы с Зюзиным, другие двое заходят мористее. Если у первой пары все получится – вам на мелких шведов не глядеть, стеречь фрегаты на случай бегства. Пока идет абордажный бой, в кучу не лезть!

Командую гребцам, весла вспенивают темную воду, вельбот устремляется наперерез линейному кораблю. Потяжелее идем, чем прежде: перед форштевнем на пятисаженном шесте два пуда пороха в дубовом корпусе, похожем на рыбу.

Впереди несколько галер преследуют нашего врага. Выписывают замысловатые фигуры в такт его маневрам, палят из бортовых шестифунтовок и погонных гаубиц. Свалиться на абордаж с таким противником – духа не хватает, а то бы давно настигли.

Мы почти вне опасности, надо только проскочить картечные дистанции. Ядром – не попасть, а бортовой залп картечью по вельботам мог бы оказаться роковым. Но зачем стрелять? Откуда знать шведам, что безобидная на вид длинная лодка опасна такому левиафану?

Левиафан – это кит. Whale. А вельбот – whale boat. Сейчас мой гарпун проделает гиганту гигантскую дыру в деревянном брюхе. Теперь и картечью не достанут, слишком близко!

Удар! Словно кот после пинка солдатским сапогом – лечу, кувыркаясь. Балтийские волны смыкаются над головой. С трудом выныриваю, легкие раздирает кашель от попавшей воды. Вдруг чьи-то цепкие руки тащат меня вниз, в пучину. Рванувшись со смертным отчаянием, дотягиваюсь до воздуха и вижу безумную, с выпученными глазами, рожу. Поймав за одежду, выталкиваю матроса вверх и ухожу в глубину. Всплываю за его спиной. Здоровенный мужик беспорядочно лупит по воде ручищами, то и дело скрываясь с головой. Обнаружив, что борт лодки рядом, хватаю одной рукой доску, другой дурака, соединяю и снова ныряю. Иначе не отцепить.

«Померания» невозмутимо скользит прочь. Я не сразу понимаю, что взрыва не было. Так что же, черт возьми, было?! Вокруг плавают весла и щепки. Затопленный вельбот поворачивается под вцепившимися в него матросами. Скалится острыми обломками разбитая корма. Пушечное ядро? Мы же в непростреливаемой зоне!

На борту галеры вспухает дымок, через секунду доносится выстрел, черный мячик прыгает по волнам между нами и шведом. Проклятье!

Свое ядро – вот что это было.

Приотставший Ванька Зюзин вместо атаки гребет к нам, чтобы подобрать уцелевших. Линейный корабль меняет галс. Оказавшиеся под дулами пушек гребные суда разбегаются во все стороны, как плотва от щуки. Дьявол, неужели уйдет?! Где вторая пара? Волны невелики, но когда голова на одном уровне с ними, лодку вдали не увидать.

Ванька осторожно, кормой вперед, чтобы никто не задел снаряженную мину, подает вельбот, матросы протягивают руки – и тут мощный удар грома пронизывает водную толщу, сотрясая плоть до мозга костей.

Меня выдергивают из моря, как морковь из грядки. Втягивают на борт моих гребцов. Всех, кто остался жив. Слабость, охватившая члены после удара, постепенно проходит. Опираясь на чужие плечи, встаю. Вот теперь видно. Видно, как «Померания» прямо на глазах оседает в воду, все сильнее кренясь на левый борт. Опрокинуться не успевает, так и тонет в косом положении. Верхушки мачт остаются торчать из воды, за них цепляется несколько фигурок, другие плавают возле. Шведский галиот и несколько шхерботов вместо того, чтобы улепетывать на всех парусах, устремляются на помощь тонущим – и вместе с ними становятся добычей наших галер.

Со времен Полтавы приглашение пленных офицеров на праздничный ужин по случаю победы стало правилом хорошего тона. Лейтенант с «Померании», голштинский немец, после третьей чаши разговорился и начал строить догадки:

– Полагаю, в крюйт-камеру попала бомба. Остается не совсем понятным, почему нас в таком случае не разнесло на мелкие части. Возможно, еще раньше мы получили пробоину ниже ватерлинии, отчего большая часть пороха намокла и не взорвалась. Каким бы прискорбным для королевского флота ни был исход сегодняшнего боя, можно считать, что Фортуна оказала нам величайшее благодеяние.

Другие шведы внимательно слушали. Мы с князем переглянулись, скрывая усмешку. Гипотеза, выдвинутая единственным уцелевшим офицером флагмана, заслуживала всяческой поддержки. Я дружественно улыбнулся недавнему врагу:

– Совершенно с вами согласен, дорогой лейтенант, и хочу высказать искреннее восхищение вашим умом и проницательностью. С такими качествами вы, несомненно, станете адмиралом. Жаль, что наш достойный противник, вице-адмирал Шёблад, не может их оценить.

– Его Превосходительство был настолько огорчен неудачей, что не принял никаких мер к спасению, когда корабль начал тонуть. Прими, Господь, его душу. – Лейтенант возвел глаза к небесам. – Надеюсь, король сделает неизбежные выводы из результатов этой баталии и склонится к миру. Чем скорее закончится война, тем раньше я получу свободу.

– Приятно видеть, что наши стремления совпадают. Давайте, господа, выпьем за мир!

За офицерскими столами в этот раз подавали итальянское вино из бочки, что я подарил Голицыну, поэтому к концу ужина мы с ним еще находились в здравом уме. Сбережение тайн следовало обсудить конфиденциально.

– Еще раз поздравляю с успехом, граф! Ты точно уверен, что не стоит наказывать канониров?

– Конечно. Смотри, Михаил Михайлович, они в корабль-то на такой дистанции один раз из трех попадают, а уж в вельбот – под смертной казнью не попадут, если даже нарочно прицелятся.

– А вот не целясь, видишь, попали.

– Это не их вина или заслуга. Хотел я под свежим впечатлением идти морды бить виноватым… Остыл и понял, что до истинного виновника не достать. Да и ладно. Не убил же, в конце концов. Только припугнул. Или предупредил о чем-то. «Не бойся неприятеля, своих надо бояться» – так, наверно?

– Не поминай Его всуе, лучше поблагодари. Шведы в горячке боя не поняли, чем их атаковали. Грешат на артиллерию, и фон Менгден тоже на свой счет корабль записать норовит!

– Пусть. Хорошо бы даже наградить непричастных, для подтверждения сей версии. А правду знать будем мы да государь – и хватит. Кондрату Екимову, который у минеров главный, я строжайше наказал следить, чтобы люди не болтали. Считая всю мелюзгу, больше сотни судов толклись в проливе – кому какое дело, что две лодки к «Померании» подошли? Тем более вторая мина не сработала.