Евгений Красницкий - Сотник. Не по чину

– Знач, кормишь мальцов, пока они тут стоят, – деловито сообщил он купчине. – Саженка, сколько вас там? Сотня? Ах, меньше? Ну твое счастье, Горушка, не разоришься. Они у купца Никифора остановились, к нему и привезешь. И прокорм, и все прочее. Да про калачи не забудь! – подмигнул он мальчишкам. – Твое слово…

Только тут до купца стал доходить весь трагизм положения. Налившись дурной багровой кровью, он хватанул ртом воздух и взвыл, трезвея на глазах:

– Да я князю!.. Воровство это… Обманом!.. Где такое видано?!

Его вопли прервал вкрадчивый голос внезапно поднявшегося из-за стола в дальнем углу монаха, на которого до того и внимания никто не обращал:

– Ты, Никанор, сам отроков на заклад подбил, и сам при всех слово давал. Уговор ваш я слышал, в том и князю свидетельствовать стану. На княжьем суде и Бояша и наставник сих отроков Арсений, ратник Ратнинской сотни, свое слово скажут, и прочие не откажутся… – Монах коротко оглянулся на посетителей. – И корчмарь свидетелем пойдет. С тебя, кстати, и убыток ему покрыть – стену-то заделать надобно. Так как, княжий суд подождем или сам полюбовно с отроками договоришься?

– Да я чего? Ты, Феофан, того… – резко пошел на попятную купчина, – не так ты меня понял. Коли слово дадено… Шапку вот только жалко… Зачем в клочья-то?

– Ничего, она у тебя не последняя, – усмехнулся монах и повернулся к уряднику: – Стало быть, так вас в вашей Академии учат? И слово и дело? Славно!

Мишка узнал обо всем происшедшем, когда прибыл вечером в расположение Младшей стражи на посаде и поспел как раз к разговору Дмитрия с Арсением.

«Забыли, сэр, как сами в увольнительную ходили? Егор сразу понял, что может произойти, потому и отправил с парнями Арсения, а не Чуму, к примеру. А вот у вас, хоть вы и служили срочную, офицерского опыта нет. Извольте хотя бы сейчас свой косяк исправить».

– Готовы? – Ежедневные построения, принятые в крепости, Мишка возобновил сразу же, как только сотня обосновалась в предоставленных Никифором амбарах, дабы личный состав почувствовал, что гражданской вольницы не предвидится. Отроки, бывшие в увольнении, стояли сейчас каждый со своим десятком, и ему пришлось скомандовать, чтобы герои дня сделали три шага вперед.

Полтора десятка парней четко отпечатали шаг и вытянулись перед бояричем. Судя по их лицам, никакой вины за собой они не чувствовали, но были готовы к тому, что придется за свой «подвиг» пострадать. Выдумывать молодому сотнику ничего не пришлось: он просто как можно ближе к первоисточнику повторил речь командира части, слышанную им при аналогичных обстоятельствах во время своей срочной службы:

– Посмотрите на ваших товарищей, которые сегодня не уронили честь Младшей стражи и поступили так, как надлежит воинам! Запомните: никто из вас не вправе никогда и ни перед кем слабость показать, потому что слабость одного – слабость всех! Никто не смеет безнаказанно насмехаться над вами, видеть в вас сопляков или наемных сторожей! А кто осмелится, пусть пеняет на себя, как этот купчина, и радуется, что серебром, а не головой платит! Вы ратники Младшей дружины воеводства Погорынского, щит и меч Руси! Никто не смеет думать о вас иначе, а посмевший – сдохнет! Ваши товарищи сегодня поступили так, как надлежит, за что и хвалю! Не сомневаюсь, что и остальные на их месте не сплоховали бы! Сотня, честь ратникам!

Отроки ТАКОГО от сотника не ожидали, тем не менее задержались лишь на миг, чтобы набрать воздуха побольше. Подождав, пока утихнет эхо от торжествующего вопля, Мишка оглядел просветлевших и зардевшихся от удовольствия пацанов и велел им встать в строй. Помедлил еще немного и, скомандовав «вольно», заговорил уже спокойно:

– Все мы – часть войска Погорынского, а значит и Туровского. И честь и слава наша в том, чтобы оружно защищать земли княжества. И люди, кои тут живут, должны в нас прежде всего защиту видеть. Все! И купцы, и мальцы на торгу, и прочий люд, даже последний побирушка, что у церкви милостыню просит! А потому обиды или разор местным жителям чинить – такой же урон воинской чести, как и явить слабость! Кого в том заметят, того судить станем как предателя, что честь всей сотни порочит!

Купцу слово не сдержать – проще утопиться: быстрее отмучаешься, и не так болезненно получится.

Мрачный и трезвый Никанор лично сопроводил пару подвод с проигранным закладом до подворья Никифора, договорился с хозяином о регулярности дальнейших поставок и ушел, не дожидаясь окончания разгрузки. Только морщился и отмахивался, когда ухмыляющиеся отроки провожали его до ворот с благодарностями за гостинцы.

Никеша поначалу посмеялся над рассказом о злоключении незадачливого коллеги и порадовался своей выгоде – экономия для него самого получилась немалая, ибо значительная часть расходов на пропитание шла из его кошелька. Илья с доверенным приказчиком хоть и мотались по окрестным весям, стараясь закупить провизию подешевле, но после набега цены, как водится, взлетели чуть не до небес, и прижимистый обозный старшина не уставал возмущаться:

– Одно слово, что стольный город, а путную репу пока нашли – трем лошадям подковы сбили! Не гнильем же отроков кормить! Да и то – репа та, похоже, на золотых песках росла! За свинину на торгу столько ломят – непонятно, то ли купец в первую туровскую сотню входит, то ли кабанчик вместо него. И капусту тут квасить не умеют – у нас в Ратном даже самая беспутная хозяйка вкуснее сделает!

Никифор на бурчание Ильи особого внимания не обращал, но после разговора с проигравшим заклад купцом в очередной раз задумался и в тот же вечер зазвал к себе в горницу племянника и Егора с Арсением.

– Ладно, отроки, а ты-то куда смотрел, Арсений? – хмурясь, начал он. – Горушка, конечно, гад ползучий, и проучить его не мешает, но меру-то знать надо!

– Чего?! – вскинулся ратник. – Да пусть в ноги кланяется, что голым да бездомным его не оставили!

– Ну чего вы так за шутку-то взъелись? Ну глупость брякнул спьяну, конечно, но с мальцов-то не убудет – а вы его, почитай, разорили!

– Пошутил, говоришь. – Егор зло прищурился, останавливая Мишку. – Погоди, Михайла, это нам упрек, нам и отвечать. Значит, так: какие вы, купцы, между собой шутки шутите, я не знаю и знать не хочу – не мое то дело. А вот то, что твой знакомец не над мальцами посмеяться затеял, а над опоясанными воинами, очень даже меня касается. Мало того: за отроков два взрослых ратника поручились, так он и на их слова наплевал! За одно это у нас в Ратном любой бы ему язык выдернул!

– Ну виноват он, ну дурак! Но разорять-то зачем? Стребовали бы с него харчи для тех, кто в шапку его проклятую стрелял, – а то для всех!

– Ничего, еще наживет! Зато и сам на всю жизнь запомнит, и детям объяснит, с кем можно шутить, а кого лучше не задирать. А то, ишь, воинов ему в холопы! Судьбу отроков решать вздумал, так что ж теперь на свою плачется? Не по рылу кусок выбрал, вот и подавился!