Евгений Красницкий - Сотник. Не по чину

Перво-наперво князь Туровский выдал нечто вроде краткого отчетного доклада об успешном походе на половцев, из которого он вернулся несколько дней назад (в честь чего официально и устраивался пир), и приступил к «раздаче слонов» своей верной дружине, которая присутствовала тут же. Вячеслав оригинальностью не блистал, и список наград оказался вполне предсказуем: шубы собольи, кони борзые, наградное оружие всевозможное – то есть мечи, луки и прочее воинское железо, а также жалование земель и одно боярство чем-то отличившемуся десятнику.

Одаренные говорили ответные речи, клялись служить верно и испивали поднесенную князем чарку. Остальные провозглашали здравицы за отмеченных князем, и все были вроде бы довольны. Однако при внимательном наблюдении Мишка вскоре заметил, что радуются отнюдь не все. Награждаемая дружина ликовала, купцы тоже от нее не отставали, а вот местные бояре, из тех, кто в поход не ходил, все больше напряженно молчали, хотя от пития за здравие княжьей дружины и не отлынивали.

А князь, наградив последнего из своих верных соратников, вспомнил наконец и о поместных боярах.

– Ну а теперь спросить желаю: пока воевал я с дружиной, как вы тут без нас жили? Все ли поздорову? Не случилось ли какой беды? – Вячеслав обвел взглядом еще более поскучневших бояр и уперся глазами в кого-то, сидевшего к нему ближе других. – Иди ко мне, боярин Серафим Буян, ответствуй. Ты у нас тысяцкий полка Туровского. С тебя и спрос.

Тысяцкий Буян, не проявляя должного рвения, не спеша выбрался из-за стола и, подойдя на зов, тусклым голосом сообщил неприятную «новость» про нападение на княжество находников – ляшских и полоцких «воров». И что ныне то нападение успешно отбито, и все вроде как уладилось.

Вот последнее ему говорить определенно не стоило. Князь такого подхода явно не оценил.

– Уладилось, говоришь? – переспросил он с нажимом. – Как уладилось? И кем? И почему ты – княжий тысяцкий – сейчас здесь? Вот Афанасия Кручину – посадника Небльского, что с горожанами до конца держался и ворогу город не сдал, ты нынче облаял да не пустил на место поперед себя. А он, не в пример тебе, свой долг исполнил, хоть и ранен в бою был. За то я его и чествую. Иди сюда, боярин Афанасий!

Вячеслав, отодвинув в сторону хмурого Буяна, подал чашу с вином подошедшему на зов заметно прихрамывающему, рослому – почти на голову выше большинства присутствующих – здоровяку, которому немалая тучность добавляла внушительности.

– Вот такими богатырями земля Туровская и держится! – провозгласил Вячеслав. – Хвалю тебя, боярин Афанасий, за доблесть. Говорили мне, что твоя жена хоть и в тягостях, а тоже с луком на стене стояла, пока ты не прогнал?

– Ну что с бабы взять… – смущенно прогудел не ожидавший такого вопроса посадник, растерянно разводя руками под общий одобрительный хохот…

– Поздорову ли сейчас боярыня Фекла? – продолжал допытываться князь. – Надеюсь, ты нынче без нее в Туров прибыл?

«А неплохо осведомители у князя работают! Боярин-то как покраснел от удовольствия… Ну все, теперь князь его с потрохами купил!»

– Благодарствую, княже, – поклонился Афанасий. – Все хорошо, но не решился я ее дорогой трудить, дома оставил. Да и я приехал только затем, чтобы тебя успокоить: в Небле, опеку над которым ты мне доверил, ворогов с Божией помощью отбили. Завтра назад возвращаюсь.

– Вот! – Вячеслав снова повернулся к окончательно побагровевшему Буяну, который торчал рядом дурак дураком, поскольку разрешения уйти князь ему не давал. – Некогда боярину Афанасию с женой на пирах рассиживаться да мне на уши нашептывать!

«Ага, Буяна моментально пот прошиб, отсюда видно. Интересно, с чего бы это?»

А Вячеслав снова обратился к боярину Афанасию:

– За доблесть и за то, что город не сдал находникам на поругание, жалую тебе, боярин Афанасий, коня буланого доброго из моего табуна и шубу соболью. Когда жена твоя от бремени разрешится, зови на крестины – сам крестным буду! А бояр Семена Самохвала, Кузьму Колоду да Василия Докуку, которые и ныне со своими дружинами с воеводой Погорынским в трудах ратных пребывают и потому на пир не поспели, по возвращении за то пожалую и награжу достойно!

Небльского посадника в Турове хорошо знали и уважали: пока обласканный и несказанно довольный таким оборотом дел он возвращался на свое место, его со всех сторон то и дело окликали и поздравляли. Еще бы – князь сам в крестные отцы его ребенку напросился! Честь великая!

«Циник вы, сэр! И почему вы так уверены, что вон тот широкомордый облапил «дорогого Афоню» исключительно для того, чтобы лишний раз напомнить князю о своей лояльности? Наверняка на такое рыло немало пуха налипло».

Князь же тем временем вынимал душу из сдувшегося Буяна:

– Скажи мне, тысяцкий, где ты был, когда моя родная сестра княгиня Агафья в полоне с детишками малыми безвинно страдала, а брат мой, князь Городненский, насилу отбился со своей дружиной? Почему ворогов один воевода Погорынский с ополчением бьет, да те бояре, что со своими дружинами сами к нему пристали? Ему-то ко мне на пир недосуг прибыть – сей славный муж татей прочь гонит. А не ты ли мне про него давеча донос учинил? А?!

Опаньки! Плюшки закончились – остались плюхи. Вот только терзают смутные сомнения: деда ли князюшка так рьяно защищает или своего зятя отмазывает? Стало быть, по официальной версии, городненский князь отбился, а эти тут портки просиживали, вот и пусть заткнутся со своими догадками и слухами. Интересно, что этот буянистый тысяцкий своему начальству нашептать пытался? Рупь за сто – ему быстро объяснили всю неуместность таких поползновений, ведь наверняка не удержался и брякнул про предательство городненского князя. Неспроста Вячеслав вначале про безвинно страдающую Агафью с детьми и «отбившегося» брата помянул – красиво одно с другим увязал.

Зря вы, сэр, в прошлый приезд посчитали его нерешительным – вон как при нужде собрался. Сам или его бабский корпус накрутил? Неплохо, конечно, что процесс принятия решений пошел быстрее, но, как водится, тут же появились другие сложности: он сейчас фактически стравливает сотню с теми поместными боярами, кто стоит за тысяцкого. Герр Теодор сразу сообразил, чем это пахнет, вон как желваки заходили».

Между тем боярин Буян скучно и не особенно внятно попытался оправдаться, почему-то напирая в основном на то, что волость его оскудела, едва-едва собрали подать, но без недоимок: видимо, намекал, что «уплочено». Правда, результат получился не тот, на который он рассчитывал.

– Оскудела, говоришь? – хмыкнул князь. – Ну так что ж ты здесь делаешь? Вот и я тут тебя на пир… от дел отвлек. Так и быть, выручу тебя – освобожу от лишней докуки. Тысяцким быть не неволю и при себе более не держу. Тебе волость свою надо поднимать – вот и собирайся, нечего в Турове порты просиживать. Мы тут как-нибудь и сами управимся! – Вячеслав махнул рукой кому-то из слуг. – Возок боярина Серафима подайте! Недосуг ему, уезжает.