Анатолий Дроздов - Самец взъерошенный

– Это Рома? – спросил я Виталию.

– Тара, – покачала она головой. – Но Рома неподалеку.

В город мы въехали до полудня. Парни ради такого случая взгромоздились в седла – сверху видней. Мы крутили головами, разглядывая крытые черепицей дома с внутренними двориками, мощеные улицы, фонтаны и местных жителей. Симпатичный городок! Но внезапно я испытал шок. По улицам наравне с привычными женщинами бродили сармы! Такие же мохнатые, с хвостами до земли. Женщины одеты в свободные длинные платья до пят, мужчины – в туники и сандалии, с плащами через плечо.

– Кто это? – спросил я Виталию.

– Нолы, – ответила она и отвернулась.

С таким же успехом она могла сказать: «к’ханги!» «Нолы» мне ничего не говорило. Не успел я уточнить, как одна из мохнатых вдруг завопила и ринулась к нам. От неожиданности девочки растерялись и не сумели ей воспрепятствовать. Мохнатая, проскользнув между крупами коней, вцепилась мне в ногу. Я струхнул, ожидая, что она укусит, но нола стала ногу лизать. «Кошки», опомнившись, оттеснили ее на обочину и в сердцах перетянули по спине плетками. Нола жалобно вскрикнула и осталась стоять, провожая нас взглядом.

– Что это с ней? – спросил я, придя в себя.

– Дни… – процедила Виталия.

Какие «дни»? Я собирался это спросить, но, глянув в лицо Виталии, не решился. Турма проследовала на постоялый двор. Лошадей назначенные «кошки» погнали в конюшни, мы разместились по комнатам, после чего спустились к обеду. Еду подавали женщины, одновременно похожие и не похожие на уже виденных нол. Фигуры и лица вполне человеческие, но черты грубые, а на щеках – заметный пушок.

– А эти кто? – шепнул я Лоле, не решившись беспокоить Виталию.

– Кварты! – таким же шепотом сообщила она.

Разъяснила, называется…

Турма пообедала, после чего я отозвал парней и предложил сходить на базар. Удобный повод, чтобы осмотреться. Да и нужно. Наши туники пообтрепались, сандалии поизносились, и вообще человек должен иметь запасную одежду. Нельзя же в одной и той же постоянно!

– В Роме вам выдадут новую! – заявила Виталия, после того как я изложил просьбу.

– Не хотим приезжать оборванцами! – возра зил я. – Деньги есть. Смотри!

Я отцепил трофейный кошель и высыпал монеты на стол. Глаза у Виталии и ее спутниц стали круглыми.

– Это много? – спросил я, заметив.

– Очень! – ответила она. – Мое жалованье за год, даже больше.

– На одежду хватит?

– Вот за эту, – сказала Виталия, ткнув пальцем в золотую монету, – вас оденут с головы до ног. Только не ходи с такими деньгами по рынку! Тара – приграничный город, народ здесь разный. Могут ограбить!

– Пусть попробуют! – хмыкнул я. – Я же с парнями!

– Ткнут украдкой ножом в спину – и все! – не отстала Виталия. – Не спорь! Возьми пару монет, кошель оставь дежурным. А я с девочками сопровожу вас.

По всему было видно, что ей не хочется отпускать нас одних, и я не стал спорить.

– Как хочешь! – пожал плечами.

На рынок двинулись двумя декуриями. Девчонки тоже захотели шопинга. Как объяснила Виталия, Тара – обычный городок, ничем, кроме близости к границе, не примечательный. Даже мрамора здесь почти не встретишь – сплошной кирпич. А вот торг здесь хороший – все дешевле, чем в Роме. Я шел, разглядывая окрестности. Своеобразное зрелище! Дома выходят на улицы глухими стенами, видны только крыши и двери – тяжелые и окованные металлом. Дым струится из отверстий в черепице – печных труб нет. Пахнет свежеиспеченным хлебом и жареным мясом. На стенах – многочисленные надписи. Я присмотрелся – реклама! И здесь эта зараза! Одни надписи приглашали посетить лавки, бани и парикмахерские. Другие звали голосовать за Попею, мудрую и щедрую. «Лучшего эдила [9] Эдил – выборная должность в Древнем Риме, градоначальник. для Тары не найти!» Ниже от руки было торопливо приписано: «Сучка – эта ваша Попея! Все знают, что спит с нолами!» Следующая надпись приглашала в лавку Эмилии, где «всегда есть свежая форель и другая рыба». Ниже прыгающие буквы: «Тухлятина у нее, а не форель! Попробуете, с латрины [10] Латрина – отхожее место. не слезете! Свежая рыба только у Глаты!» М-да, конкуренция!

Я стал переводить парням надписи, те засмеялись, но тут Виталия дернула меня за рукав и указала рукой. Над распахнутой дверью одного из домов висели на крюках туники и сандалии.

– Лавка! – сказала она.

Мы вошли внутрь, и я, к своему удивлению, увидел за прилавком землянина. Высокого, с обильной сединой в черных волосах, но самого обыкновенного. Нашему появлению хозяин поразился еще больше. Замер, оторопело уставившись.

– Им нужна одежда! – сказала Виталия, указав на нас. – Туники, набедренные повязки и обувь.

– Сделаем, госпожа!

Лавочник пришел в себя и засуетился, бросая на прилавок вороха одежды. Окинув очередного клиента цепким взглядом, он рылся в них, вытаскивая нужное. Скоро в наших руках оказалось по тунике.

– Господа могут примерить!

– Пусть и штаны найдет! – сказал Олег. – Надоело в бабском ходить.

Лавочник издал сдавленный звук. Он перевел взгляд с Олега на братьев, затем – на меня.

– Руски?

– Ага! – подтвердил я. – Из России. Недавно прибыли.

Глаза лавочника блеснули. Он шагнул из-за прилавка и выпрямился:

– Здраво, друг! Мойе име е Бранко. Я сам србин.

Идти к Бранко мне не хотелось: нехорошее предчувствие одолело. Но лавочник вцепился в Игрра, и стало ясно: не отстанет. Игрр тоже загорелся. Я пыталась напомнить, зачем мы пришли, но Бранко мгновенно выдал каждому пришлому по комплекту одежды и заявил, что не возьмет денег. Спутники Игрра с нами идти не захотели. Прихватив покупки, двинулись дальше. Игрр снабдил их деньгами и наказал торговаться. Девочки отправились следом. За пришлых можно было не беспокоиться, и я смирилась.

Бранко закрыл лавку и повел нас к себе. Обитал он в домусе [11] Домус – особняк. неподалеку. Дом выглядел очень зажиточно: имел просторные триклиний и атриум, обширный перистиль с садом и бассейном, наполняемым из источника, а не дождем, как у бедняков. Нас встретила хозяйка – статная, красивая треспарта, которую Бранко представил как Леонтину. Он ей что-то шепнул, Леонтина сморщилась, но ушла распоряжаться. Тем временем Бранко показал нам дом и познакомил с девочками-подростками Алвой и Аматой. Те вбежали в перистиль и с радостными криками бросились к лавочнику. Он подхватил их, расцеловав, при этом лицо мужчины осветилось нежностью. «Это его дочери! – догадалась я. – Богиня-воительница, как Леонтине это удалось?»

Вскоре явилась хозяйка и пригласила в триклиний. Стол был накрыт. Я удивилась. Понятно, что Леонтина не бедная, но чтоб так быстро? У нее или постоянно держат на кухне еду, или же рядом харчевня. Как бы то ни было, но мясо, рыба и хлеб, стоявшие на столе, источали призывные ароматы. Мы омыли руки и возлегли. Пока насыщались, говорили мало. Служанки подливали вино, уносили пустые миски и подавали полные. Я лежала рядом с хозяйкой, Игрр устроился возле Бранко, мужчины время от времени вздымали чаши и ударяли ими друг о друга, что-то при этом произнося. В дороге я видела такое у пришлых, но не поняла этого обычая. Тост произнести, ясное дело, нужно, но стучать-то зачем?